Мсье Гурджиев
Шрифт:
Дело Гурджиева продолжалось в гораздо менее скандальной форме и после закрытия «Института гармоничного развития Человека», когда он решил больше не привлекать к себе внимания широкой публики. Именно в этот период я принял в нем участие, как и все те, чьи воспоминания вы прочтете в третьей части этой книги. Но в первый период деятельности Гурджиева на Западе все было организовано словно напоказ, чтобы шокировать как можно больше интеллектуалов, восстать против западной образованности, философских концепций, психологии, морали, религии, эстетики «элиты» в этой части земного шара. Это было нечто вроде смеха превосходства, выражения веселой и свободной воли, царственной манеры плевать на наши классические представления о знании, о человеческой личности, человеческой свободе, уважении к личности, это была пламенная решимость необыкновенной личности, обладающей неимоверной жизненной силой.
1923 год во Франции заслуживает того,
«Жить и перестать жить два иллюзорных решения. Истинное бытие вне этого», пишет Андре Бретон. Я прекрасно знаю, какие важные различия следует делать между целями и методами сюрреализма и целями и методами Гурджиева. Тем не менее, важно отметить, особенно для тех, кто верит в совпадения, что 1923 год во Франции может быть удивительным образом вписан в ту пока неявную историю идей, о которой я говорил выше.
ПОЛАГАЮ, что эти замечания, хотя их трудно было сформулировать такому человеку, как я, не обладающему серьезной современной философской подготовкой и лишенному умения пользоваться абстрактной терминологией, были, тем не менее, необходимы. Если вам удалось проследить за ними, несмотря на неуклюжесть изложения, вам будет небезынтересно прочитать следующую статью. Речь идет о заметке, опубликованной в наиболее серьезной и влиятельной французской газете той эпохи «Ле тан» Левинсоном, который, как меня уверяют, находясь под другим именем, прекрасно знал Гурджиева. Он защищает западные способы мышления и все те интеллектуальные условности, на которых базируется «западная цивилизация». Можно предположить, что эта газета была в некотором роде проводником конформистских идей во Франции в течение полувека, поэтому такая яростная защита в этом печатном органе приобретает, как нам кажется, особое значение.
«В НАСТОЯЩЕЕ время можно увидеть представление, имеющее безусловный интерес: Гурджиев, мистагог и целитель, проводящий демонстрацию созданного им «Института гармоничного развития Человека». Он показывает нам около тридцати европейских юношей и девушек, одетых в белые индусские одежды. Они напоминают картину торговли рабами в эпоху берберских корсаров. Эти ученики производят то все одновременно, то группами гимнастические движения, частично действительно заимствованные из обрядов и литургической хореографии Востока. Они выворачивают голени, потом учащают удары ногами, особым образом двигают руками, которые при этом очень напряжены. Они резко поднимают и опускают руки с застывшими запястьями и распрямленными пальцами и т. д. Разумеется, оригинальность этих немногочисленных экспрессивных форм весьма относительна; так, те из них, которые программа приписывает Кашгару, мало чем отличаются от афганских церемоний. Не говоря уже о большом сходстве с упражнениями и ритмическими играми Института Далькроза. Мы уже видели подобные «народные хороводы Востока» на рекламных проспектах вышеуказанного заведения. И вместо того чтобы искать эти «трудовые танцы» в далеких туркменских деревнях, можно было бы почерпнуть представление о них в весьма распространенном немецком труде «Работа и ритм». Что, прежде всего, поражает в этих упражнениях, так это, кроме отдельных движений, именно сильное воздействие ритма. Воздействие гипнотическое, ибо ученики отбивают такт и кружатся как завороженные. Они на- поминают древних славян из «Весны священной» в постановке Нижинского, а также кукольных рождественских танцоров. Будто заключенные, выведенные на прогулку, они выполняют эти движения безрадостно и без улыбки. От них веет страшной тоской, ибо нас инстинктивно отталкивает зрелище, где воля полностью уничтожена внушением. Каждый раз, когда заканчивается эпизод, кажется, что у актеров внутри что-то обрывается, они становятся невзрачными и подавленными. В буклете я вычитал, что чудодейственный доктор выпрямляет и воодушевляет личность. На самом же деле он просто дает этим манекенам иллюзию свободы.
Особенно меня обескуражило одно упражнение, пользующееся большим успехом: оно было связано с замиранием. Ученики, все вместе занятые каким-нибудь сложным и беспорядочным движением, должны внезапно замереть, следуя властному приказу Гурджиева. Они остаются в позах, в которых их застал приказ, часто неустойчивых, пока слово Учителя не позволит им двигаться. Прямо еще одно чудо из «Тысячи и одной ночи». Этот трюк может показаться легким, если предположить, что момент остановки известен заранее, однако воплощение очень мощно и эффект огромен. Но что сделал бы я, если
Я давно слышал разговоры об «Институте» Гурджиева в среде интеллектуалов: юристов, врачей, находившихся в отставке государственных деятелей; все они собирались совершить паломничество в «Институт» с воодушевлением неофитов, уже заранее обращенных в эту веру. Дело в том, что европейская элита торопится сдаться. Западный цивилизованный человек стал похож на богача, стыдящегося своего богатства. Он боится светлого взора разума и мечтает уснуть в саду забвения. Для этого он ждет помощи колдуна, дарователя прекрасных снов. Я вовсе не ставлю под сомнение ни знания, ни искренность Гурджиева. Я признаю несомненный рост его влияния. Но будь он великим мудрецом или последним шарлатаном, его влияние от этого не стало бы меньшим. Дело здесь не в личности, и мне не дано искоренить зло. Но факты пугают.
Со всех сторон Азия наступает на нас. Она уже завоевала Германию. Великий Шпенглер проповедует конец Запада, и единственное, что выживет, если верить прусскому мыслителю, так это воля к власти. Граф Кайзерлинг, вернувшись из Индии, заменяет свою кафедру философии школой мудрости. Русские эмигранты основывают в Праге и в Белграде «евразийскую» доктрину; они пытаются повернуть свою страну, которая тяжело больна, лицом к Востоку, к некой новой Мекке. Сегодня азиатское нашествие пересекло границы Востока, и его влияние просачивается в романские страны. Магия подавляет научную мысль. Таинство завоевывает область разума. Мы во всем разочарованы и благоговеем перед амулетами заклинателя змей.
А между тем именно люди Запада орошали индусские поля, победили чуму и освоили для цивилизации склоны Гималаев! Именно «сахибы» пересекли Сахару на гусеничных машинах. Они построили виллу Ротонда и создали «Божественную комедию». Неужели нашим наследием следует так уж пренебрегать? Неужели нашей мысли нечего противопоставить мистическому опыту Востока? Неужели мы принесли знания низшим расам, чтобы в свою очередь стать их жертвой? Разумеется, «гармоничными» мы вовсе не являемся, наша неуравновешенность постоянна. Она вызывает страдание, но также понуждает к действию. Наши великие вожди проповедовали энергичность. А мы отдаемся гипнотизерам, обещающим нам Нирвану. К чему придет Гурджиев, если его методы столь эффективны, как нам уже было показано с ритмическими танцами? К тому, что многие выключат себя из обычной жизни с ее борьбой, победами и радостями и посвятят себя бесплодной «гармонии». А между тем у всех нас есть предназначение, которое следует осуществить, ибо нужно вновь отстроить наш дом, великую Западную Цивилизацию. Но я уверен, что нимфы из лесов Фонтенбло, хороводы которых изображает Коро, образуют самый лучший защитный заслон вокруг этого Аббатства, посещаемого привидениями в белых одеждах, подпоясанных шелковыми кушаками, которыми командует таинственный перс Гурджиев».
В ПАРИЖЕ до сих пор существуют два-три настоящих алхимика. Один из них говорил мне о Гурджиеве в терминах, близких тем, которые употребляет Левинсон. Но Левинсон защищал Запад во имя «современной» мысли, во имя картезианской идеи. А алхимик защищает Запад во имя неких оккультных идей, свойственных европейскому человеку, что делает эти два высказывания диаметрально противоположными.
Вот что мне говорил алхимик:
«С самого начала появления романтизма, а сегодня все больше и больше, Европу заполоняют восточные формы мышления, ускоряющие духовное разложение Запада. Важно, что всякое духовное движение отзывается и на материальной сфере. Духовное завоевание предполагает, рано или поздно, просто завоевание. За этими «учителями» и «доктринами» стоит Восток, подготавливающий завоевание белой расы, которая постепенно становится все менее способной распоряжаться как своим духовным, так и материальным достоянием. Такой человек, как Гурджиев, был избран Высшими Силами, чтобы работать в определенной сфере над разрушением Запада. Эти планы рассчитаны на века. Речь идет о том, чтобы полностью преобразить лицо современного мира. Именно в перспективе подобных планов следует рассматривать деятельность Гурджиева».
В ТОТ момент, когда я пишу эти строки, я еще не знаю, как следует относиться к обвинениям Левинсона от лица картезианства, к обвинениям алхимика от лица оккультной традиции Запада и к обвинениям священников, для которых Гурджиев один из прообразов антихриста. Мне только думается, что деятельность Гурджиева свершается в том ключе, где все противоположно обычным методам познания, о чем я говорил выше. И еще мне кажется, что это направление, изучению которого никто прежде не придавал значения, заслуживает самого пристального внимания.