Мстительница
Шрифт:
Наверное, Алекс испугался бы еще сильнее, кабы знал мысли Симона.
Пеппер же ничего не боялась. Когда Майлс пытался ее предостеречь, она лишь улыбалась в ответ. Ее жизнь приобрела новый смысл, и прошлое кануло в небытие, а с ним и Симон. В самолете, когда они летели в Лондон, Майлс уговаривал ее разрешить нанять для нее телохранителя.
— По крайней мере, переезжай ко мне, — настаивал он.
Пеппер качала головой.
— Нет… Пока нет.
— Ты не доверяешь мне, да?
Пеппер улыбнулась и прижала палец к его губам, мгновенно затрепетав всем телом от этого едва
— Ради бога, не смотри на меня так! — услыхала она его шепот. — По крайней мере, здесь.
Она вновь улыбнулась ему, на сей раз долгой соблазнительной улыбкой, едва не сводя его с ума. Майлсу тоже больше всего на свете хотелось обнять Пеппер и прижаться губами к ее губам. Последние дни в Гоа были незабываемыми. Он и прежде знал, что любит ее, однако даже не мечтал о том, что Пеппер может стать такой потрясающей женщиной, если ее освободить от пут прошлого. Ему и в голову не приходило, что в ее природе заложена такая чувственность. Ему хотелось любить и ласкать ее до тех пор, пока она не согласится навсегда остаться с ним, но в то же самое время и хорошенько тряхнуть ее за нежелание признавать реальность грозившей опасности.
Похоже, ей казалось, что Симон Геррис каким-то чудесным образом исчез. Майлсу было нетрудно защитить ее в Гоа, но в Лондоне… Его охватывала дрожь при одной мысли о том, как среагировал Симон на свое исключение из партии.
Перед тем, как сесть в самолет, Майлс купил газету двухдневной давности. На первой же странице он прочитал о неожиданном решении политического «везунчика» подать в отставку. Ее истинной причины никто не знал, поэтому отставка породила множество самых фантастических предположений, в большинстве из которых все, так или иначе, связывалось с уходом от него жены.
Если бы она не упрямилась! Когда Майлс предложил переехать к нему, он использовал последнюю возможность убедить Пеппер в опасности ее положения, ведь он и не предполагал, что она согласится, так как они уже обсуждали этот вариант.
В первый раз в жизни ему хотелось, чтобы женщина жила с ним постоянно… А это подразумевало обмен обетами на всю будущую жизнь.
Пока не время. Сначала надо убедить Пеппер. Несмотря на ее отказ от телохранителя, Майлс решил, что одного все-таки наймет, — пусть незаметно наблюдает за ней, чтобы не попала в беду.
Он сам не знал, почему был так уверен в грозившей ей опасности. В конце концов, не Пеппер Майденес, а жена Симона Герриса ответственна за его исключение из партии. Но ведь Симон сумасшедший.
Тем временем Геррис ждал. Если служащие Пеппер и знали, где их босс, они никому ничего не сообщали. У Симона выработалось шестое чувство на опасность, которое довольно часто наблюдается у маньяков… И он час за часом изо дня в день следил за ее конторой и за ее домом. Больше ему все равно нечего
Едва истинная причина отставки стала известна его коллегам, они отшатнулись от него, как от исчадия ада. Вероятно, инициатива шла от премьер-министра, по крайней мере, Симон подозревал его в утечке информации, так как, судя по официальной версии, никто не должен был ни о чем знать. Однако когда шесть или семь его бывших коллег отказались от приглашения выпить или пообедать с ним в клубе, Симон убедился в своей правоте.
Однажды, возвратившись домой после слежки за офисом Пеппер, он обнаружил в кабинете неожиданного визитера.
До тех пор у него не было времени всерьез задуматься о том, как его тесть отреагирует на обвинения Элизабет, — слишком был занят Пеппер. Так что Генри Калверт, сидевший в его кабинете, застал Симона врасплох.
— Как вы вошли? — спросил он, подходя к бюро и наливая себе виски.
Генри Калверт ненавидел самолеты и терпеть не мог признавать себя неправым. Однако обстоятельства сложились так, что он не мог отказать своей дочери в поддержке. Прожженный циник, Генри Калверт даже не позаботился сделать вид, будто она удивила его своим рассказом. Мысленно он, конечно, ругал Симона Герриса за идиотскую неосторожность. И это когда Калверт уже намекнул, кому надо, в Вашингтоне, что его зять, возможно, станет премьер-министром! И теперь, если он не придумает удовлетворительную причину отставки зятя, то будет выглядеть круглым дураком. А вот этого ему не то что не хотелось… Калверт даже подумать о таком исходе не мог без содрогания.
Губернатор уже поговаривал с ним о том, чтобы пригласить Симона на День благодарения, когда на обед должен был прибыть сам президент. Какие полезные связи он бы там завязал! Генри Калверт потирал руки в предвкушении того, как усилится его влияние, едва зять получит высший пост… И вот! Чтобы с честью выйти из положения, в которое Симон поставил семью Калвертов своей отставкой, им не остается ничего другого, как бросить Элизабет на съедение волкам и публично признать порочность ее мужа.
Генри Калверт уже все продумал и спланировал, включая свою возмущенную речь. Он решил представить дело так, будто его дочь была без ума от англичанина, и он как отец позволил ей уговорить себя и дал согласие на брак. Однако, обнаружив, что его внук подвергается насилию со стороны отца, немедленно настоял на возвращении Элизабет в Америку, где ничего подобного быть не может…
— Воспользовался ключом моей дочери, — сказал он. — В конце концов, это ее дом.
— Это наш дом, — возразил Симон. — В Англии дом принадлежит на равных мужу и жене. Кстати, где она?
— В Бостоне.
Генри не хотел принимать дочь обратно, однако его сыновья настояли на этом, ведь если разразится скандал, в обществе не поймут, почему Элизабет не в лоне семьи, не в родном доме оправляется от пережитой трагедии.
К счастью, она уже объявила, что не собирается оставаться с родителями. Ее сына, который, по мнению Генри Калверта, слишком долго держится за материнскую юбку, неплохо было бы отправить в закрытую частную школу, а Элизабет поселить где-нибудь в тихом месте подальше от любопытных глаз.