Мстительное сердце

Мэтьюз Патриция

Юноша поднял руки, и публика смолкла.

– Месье Андре Леклэр! – объявил он.

На помост взошел элегантно одетый человек в снежно-белом парике; раздались хлопки, человек поклонился и сел за клавесин. Он заиграл легкую, воздушную мелодию. Стрич презрительно фыркнул в свою кружку, – он ничего не понимал в музыке, которая, на его взгляд, была пустой тратой времени.

Музыка еще не закончилась, когда на свободное место рядом со Стричем скользнула какая-то фигура. Скосив глаза, Стрич увидел крупного человека с большой черной бородой,

одетого как моряк.

Музыка замерла, и Стрич снова посмотрел на помост. Мужчина в пышном парике отступил вправо, исчез за занавесью. По залу прошелестел вздох ожидания. Потом человек снова вышел на помост, ведя высокую женщину с волосами цвета меди и пышными формами. Ее появление посетители приветствовали шумными аплодисментами.

Стрич задохнулся, издав какое-то шипение; он подался вперед и быстро заморгал, не веря своим глазам. Если бы он как следует выпил, то решил бы, что пьян и ему мерещится. Но всего полкружки пива…

И тут женщина запела, и Стрич понял, что ему ничего не померещилось. Девка на помосте – Ханна. Ханна Маккембридж! Он сидел ошеломленный, потрясенный, не веря самому себе. Мало-помалу его охватывала ярость. Сердце заболело, и Стричу показалось, что его сейчас хватит удар.

И все это из-за того, что он не мог броситься туда, на помост, чтобы схватить ее за горло и сжимать, сжимать эту белую шею, пока девка не испустит дух.

Неужели эта проклятая баба из его прошлого будет идти за ним по следу до конца его дней?

Кровь стучала у него в ушах, в глазах все расплывалось. Ее голос доносился словно из дальней дали:

Любовь моя мила, скромна,С фиалкой я сравню ее —Один я знаю, где онаЦветет, сокровище мое.Пусть роза дерзкая в садуДоступна всем – моя любовьЛишь мне верна, я к ней идуОдин, любуюсь ею вновь. 

Когда песенка кончилась и раздались аплодисменты и хвалебные возгласы, человек, сидевший рядом со Стричем, ткнул его локтем в бок.

– …девчонка великолепна, вы согласны, сэр?

– Что? – Стрич оглянулся на него, прищурившись. Бородач ухмылялся. Кивнув в сторону помоста, он повторил:

– Я говорю, девочка великолепна, разве не так?

– Да-да, – промямлил Стрич. Потом с усилием преодолел оцепенение и спросил: – А не Ханной ли ее зовут?

Бородач пристально взглянул на Стрича.

– Ага, Ханной. Откуда вы знаете? – Тут он раскатисто рассмеялся. – Я говорил девочке, что ее тайна сохранится недолго.

Избежав необходимости отвечать, Стрич вновь обратил пылающий взор на свою бывшую служанку, запевшую новую песенку. Стрич не слышал ни слова. Его взгляд впился в это ненавистное лицо, обрамленное рыжими волосами. Весь мир, казалось, перестал существовать для Стрича. Никогда в жизни в его жилах не

бушевала такая ненависть!

Ханна спела третью песенку, потом мило поклонилась в ответ на бурю оваций. Не обращая внимания на требования продолжить, она убежала за занавес. Стрич смутно отметил, что бородач моряк, встав со своего места, с небрежным видом пробрался вдоль правой стены к помосту. Там он задержался, огляделся, – а потом быстро скользнул за занавес и исчез из виду.

Стрич сидел, держа в руках пустую кружку, мысли его ползли и извивались, словно ядовитые гады в гнезде.

Наверху Ханна у туалетного столика расчесывала волосы и поджидала, когда раздастся знакомый стук в дверь.

И он раздался – громоподобный грохот.

Она вскочила и побежала открывать. Вошел Джошуа. Ханна приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

– Здравствуй, Джош, дорогой. Рада тебя видеть.

– Я тоже рад, девочка, в самом деле рад! Теперь плавание кажется мне под конец все длинней и длинней, потому что мне не терпится повидать тебя.

– Всегда можно оставить море, – серьезно сказала она, – и найти работу на суше.

– Ага, тебе это было бы по душе, а? Взять и принайтовить человека к берегу, а человек-то ничего, кроме моря, не знал, с тех пор как был еще мальцом.

– Да нет, Джош! Что ты! Я просто пошутила!

– Знаю, девочка, знаю.

Огромные ручищи схватили Ханну под мышки; Джошуа поднял ее и закружил в воздухе, при этом он ударом ноги захлопнул дверь.

– А знаешь, твоя тайна уже раскрыта. – Джошуа поставил Ханну на ноги и направился к буфету, где стояло бренди.

– О какой из моих тайн идет речь?

Джошуа налил бренди в стакан и сделал добрый глоток.

– Твое имя. Когда я слушал твое пение там, внизу, какой-то человек спросил, не Ханной ли тебя зовут.

– Ну что же, я предполагала, что навсегда это сохранить в тайне не удастся. – Ханна пожала плечами. Сообщение Джошуа ее не очень обеспокоило. Время шло, ничего нехорошего не происходило, и ей начало казаться, что стена таинственности, которую она с таким трудом возвела вокруг себя, действительно ни к чему, как и говорил Андре.

Покончив с бренди, Джошуа подошел к ней, ласково улыбаясь.

– Сегодня у меня мало времени. Я смогу побыть у тебя недолго.

– Ты всегда торопишься, – насмешливо заметила молодая женщина. – В жизни не видела, чтобы человек так торопился.

– Ну, не всегда же, девочка. Ты ведь не можешь с этим не согласиться, а?

И словно в доказательство этих слов он ласкал ее нежно и мучительно медленно. При этом Ханну смутило, что в эту ночь в его движениях появилась новая, небывалая страстность.

Достигнув высот наслаждения, они лежали, крепко обнявшись; Ханна положила голову на плечо Джоша; все ее смущение развеялось.

– Должен сообщить тебе плохую новость, девочка. – Джошуа тихо засмеялся. – А может, она окажется для тебя и хорошей – кто знает?