Мученик Саббат
Шрифт:
— Кто? Что такое?
— Просто сделайте для меня одну вещь, сэр. Выслушайте меня, а затем сделайте это быстро.
— Сделать быстро что, Агун?
— Казните меня, сэр.
— Сорик? Какого феса ты несешь?
— Я знаю, что Харк вам все рассказал, сэр. Я упрекаю себя в том, что не сделал этого раньше. Пластиковые навес позади Гаунта откинулся, и вышли три санитара, везущие Харка на каталке к погрузочной рампе.
Глаза Сорика расширились, когда он увидел тело, везущее мимо него.
— Я здесь потому, что Харка тяжело
Сорик выпрямился, притягивая внимание к своему дряхлому большому телу. — Полковник-Комиссар, сэр. Мой долг и мой стыд признаться вам здесь в том, что на мне... на мне прикосновение варпа. Оно было на мне с Фантина, и я притворялся слишком долго. Проклятие псайкеров испортило мой разум. Я получаю сообщения, сэр. Наставления, советы, предупреждения. Все они были правдой. Мне очень жаль, сэр.
— Это шутка, Сорик?
— Нет, сэр. Хотел бы я, чтобы это было так.
Гаунт был ошеломлен. — Ты представляешь, что у меня нет другого выбора, Сержант? У меня нет выбора. Если во всем этом есть правда... если на тебе прикосновение варпа, я должен...
— Я это знаю, сэр.
— И что ты собираешься делать, Гаунт? Застрелить его? — Дорден стоял рядом с Гаунтом. Он все слышал.
— Я не верю, что даже самоотверженные медики решатся иметь дело с варпом, доктор.
— Это не какой-то вражеский отброс варпа, Ибрам,— сказал Дорден. — Это фесов Агун Сорик!
— Не заступайтесь за меня, док,— сказал Сорик. — Пожалуйста, это не правильно. Вы сами знаете, что во мне. Помните на Фантине, с Корбеком. Я знаю, это испугало вас.
Как Гаунт, так и Дорден хорошо помнили этот инцидент. И это, в самом деле, взволновало их.
— И с тех пор становилось хуже. Намного хуже. Казалось, что Сорик волновался, как будто что-то живое в его кармане изводило его.
— Стандартная практика говорит, что я должен пристрелить тебя прямо здесь,— сказал Гаунт. — Но, это ты, Агун, и я никогда не слышал, чтобы причуды варпа раскрывали себя. Дежурные? — Три часовых из СПО Херодора поспешили к ним. — Заберите у этого человека оружие и его знаки различия, и в наручники его. Сопроводите его в улей и заприте в самой охраняемой камере, которая там есть. Если он что-то попытается выкинуть, пристрелите его. И, когда доберетесь до улья, вызовите местную Гильдию Астропатов, чтобы проверить его.
— Да, сэр.
— Сэр, пожалуйста. До того, как они меня уведут. Я хочу предупредить вас.
— Агун, иди. Пока я не передумал.
— Сэр, пожалуйста! — Солдаты схватили Сорика и крепко сковали. — Пожалуйста! Ради всех нас!
Оно говорит мне – девять приближаются! Девять приближаются! Они убьют ее, и кровь будет на моих руках!
Пожалуйста, сэр! Именем всего святого! Пожалуйста, выслушайте меня! — Утаскиваемый солдатами, крича, Сорик исчез в переполненном зале пункта.
— Может нам стоило послушать? — спросил Дорден.
Гаунт
— Потому что варп никогда не открывает правды человечеству?
— Только не необученным и не несанкционированным, доктор. Нет, не открывает.
— Псайкерские трюки,— сказал Корбек. — Вот, как это звучит для меня.
— Фесовы псайкеры,— согласился Фейгор.
— Ощущалось, как будто это завладело моим разумом. Я больше был не я. Я... — Голос Роуна затих.
— Что? — спросил Корбек.
— Если бы я не сбросил это, Колм. Фес. Я собирался убить ее.
— Кого, Бэнду?
— Фес, нет! Ее. Беати.
Фейгор красочно выругался. Это звучало, как всегда, странно смешным, когда шло из его плоской аугметической голосовой коробки.
— Что-то забралось вам в голову и заставило решить убить Святую? — спросил Каффран.
Роун пожал плечами. Он не мог сказать им правды. Как они тогда будут ему снова верить?
Что-то забралось ему в голову, это точно. Что-то мягкое и сильное, и соблазнительное, что он обо всем забыл. Верность, дружбу, каждую клятву, которую он когда-либо давал, даже его глубокое чувство к Джесси Бэнде.
Все это было забыто. Единственное, что осталось, это его беспощадная ненависть. Его инстинкт убийцы. Ту часть его характера, которую всегда опасались остальные, та часть характера, которая была уверена, что Ибрам Гаунт никогда не повернется к нему спиной.
Самая плохая часть него. Она увеличилась и выросла, и полностью завладела его разумом, телом и душой. В тот короткий момент, он бы с радостью убил все, что угодно, и кого угодно.
И затем это все пропало, как быстрая отливная волна.
Осталась только одна ужасная мысль. Если это сделало такое с ним, что оно могло сделать с остальными? Если оно покинуло его, то куда ушло сейчас?
Майло снова заморгал, его разум был неустойчивым. Он так чертовски устал. Эффект от прикосновения Беати спадал, и возвращалась головная боль. Казалось, что голоса зовут, как будто из сна, из-за края сна.
— С тобой все в порядке, Брин? — спросил Дреммонд.
— Да, конечно,— сказал Майло.
Двенадцатый взвод осторожно отступал по опустошенной аллее на Склоне Гильдии к ульям. Вторую линию не столько разрушили, сколько сжали. Снаряды свистели над головой от большого количества вражеских батарей на окраинах.
Солнце садилось. Уже ничего не было видно позади крыш. К ночи они должны быть в ульях, запечатывать люки и делать те массивные башни площадками для последнего боя.
Внезапно Домор поднял руку, и все солдаты в его отряде рассыпались по укрытиям.