Мулен Руж по-русски. Трилогия
Шрифт:
ЗНАКОМСТВО.
Примерно через час шестеро мужчин, одетые в непривычные для себя одежды, сидели вокруг стола, который занимал почти всю заднюю часть комнаты, и пили горячий отвар из каких-то трав. Хозяин дома сидел рядом.
– Саблин я, Фёдор Тимофеевич, - ответил он на вопрос Агеева.
– А вас, значит, бабах - молнией и прямо сюда, - продолжил казак, - скажи кому, не поверит. Да и я сперва решил, что это бесы явились по мою душу. А тут ещё и Прасковья неотпетая лежит.
– Не надо, Фёдор Тимофеевич про нас вообще никому рассказывать,
– Она, змея подколодная.
– Прости, Фёдор Тимофеевич, если мой вопрос покажется тебе неприятным, а ты с Емельяном Пугачёвым случайно не был знаком?
– Смотрю, много ты знаешь, Марсель Ринатович, -
нехороший огонёк блеснул в глазах казака.
– Фёдор Тимофеевич, поверь, ни я, ни мои товарищи, тебе не враги. Мы нужны друг другу. И предательство одного, станет концом для всех.
– Хорошо, коли так, как ты говоришь.
– Спаситель ты наш, куда же без тебя мы денемся?
– проникновенно вещал Агеев.
– И ещё, простите меня за чёрную новость.
– Какую?
– Через десять дней Емельяна Пугачёва казнят в Москве. Четвертуют.
– Значит через десять дней...
– Да. Но он достойно примет смерть, как и подобает настоящему казаку.
– Спаси и сохрани, Пресвятая Богородица, - перекрестился Фёдор Тимофеевич, и все последовали его примеру.
Это, наверное, заложено в генах, что достались нам от наших предков, как только мы видим человека, который крестится, то рука непроизвольно тянется повторить это действие. И никакая атеистическая советская власть или торгашная демократия не в силах вытравить из людских душ славную веру наших предков.
– А Прасковью твою мы завтра и отпоём, и похороним, - сказал Муравьёв, - только нужно будет воды побольше накипятить.
– Зачем воды накипятить?
– спросил Кузьменко.
– Чтобы мёрзлую землю было легче выкапывать, - спокойно ответил Печник.
ПЛАНЫ и РАЗГОВОРЫ.
На другой день, сидя после похорон за тем же столом, тем же составом, семеро человек обсуждали планы дальнейшей жизни.
– Оружием-то вы владеть обучены?
– спрашивал Фёдор Тимофеевич.
– Обучены, да не тому, - отвечал Иван Андреевич Лапин, - другое там оружие в будущем. Я штыком привык, а вот нынешней саблей или ружьём, увы.
– Придётся, робятки, учиться, - сказал казак, - без этого здесь никак. И от зверя нужно уметь защититься, и от человека, и еду добыть. Из дерева сабельки потешные сделать надо, и буду вас по утрам учить.
– Фёдор Тимофеевич, а ты давно здесь живёшь?
– поинтересовался Агеев.
– С сентября. В конце июня мы Рождественский завод боем брали, там я рану получил тяжёлую. Мой товарищ, Иван Збруйко, сопровождал меня до дома, да и решил остаться, чтобы вместе потом к Пугачёву вернуться. Через пару месяцев я почти поправился, а тут новость пришла, что разбили Емельяна, и вынужден он хорониться от екатеринкиных солдат. Да и слух прошёл, что разыскивают всех, кто к смуте причастен. Тогда решили мы не ждать своей участи, как бараны, а уйти подальше в леса, переждать до следующего лета, а там потихоньку снова к людям выйти. Взяли
– А где товарищ?
– Медведь задрал. Ружьё у Ивана дало осечку, и я замешкался, буквально несколько мгновений, а косолапый ему по горлу когтями. Мишку то я застрелил, а товарища уже спасти не мог.
– Светлая память, - сказал Лапин и перекрестился.
– Светлая память, - повторил казак.
– А как с оружием обстоят дела?
– спросил Агеев.
– Ружьё от Ивана осталось, ещё четыре пистоля есть. Три сабельки, вместе с моей если считать.
– Нам ещё один дом нужно ставить, тесно всемером. И баню, а то завшивеем тут, - высказал Муравьёв свои мысли.
– Это ты, верно, заметил, - отозвался Саблин.
– А ещё нужно людей так распределить, чтобы одни на охоту ходили, другие строительством занимались, а третьи хозяйство вели, - сказал Агеев.
Решили так, Фёдор Тимофеевич с Лапиным будут ходить на охоту, Муравьёв, Агеев и Маллер занимаются строительством, Кузьменко ловит рыбу и носит воду, а Кощеев готовит еду.
– А чем вы занимались у себя в грядущем, - спросил казак.
– Разным, - взял разговор в свои руки Лапин, зыркнув на своих спутников, - я торговыми делами занимался, Игнат Фомич помогал мне. Марсель Ринатович - служивый человек, Артур Рудольфович - маляр, Даниил Петрович - каменный мастер, а Егор Сергеевич механизмы собирал.
– И как такие разные люди вместе оказались?
– удивился Фёдор Тимофеевич.
– Решил я завод построить. Пригласил самых знающих в этом деле людей, чтобы сообща решить, как по уму всё сделать. Вот тут и случилась, на нашу беду, гроза. Молния шаровая в окно открытое влетела и прямо в стол ударила, за которым мы дела свои обсуждали. Ослепило нас, а когда прозрели, то оказалось, что далеко мы от своего времени и места... Вот.
Агеев прятал улыбку, слушая Лапина. Офицер ФСБ прекрасно понимал, что не нужно всего рассказывать человеку, пусть даже и приютившего их. Меньше знает, крепче спит. Кощеева и Муравьёва посещали схожие мысли. Только Кузьменко и Маллер не совсем понимали, почему Лапин врёт, но глядя на своих более опытных спутников, хранили молчание. Раз так говорит, значит так надо.
– А какой завод-то ставить хотел, - допытывался казак.
– Ты, Фёдор Тимофеевич, Егора Сергеевича сыном кличешь, а знаешь какой он умный? Он механизмы придумал, которые железо и дерево могут обрабатывать и превращать в нужные для человека изделия. Хорошую и качественную мебель, инструмент железный, утварь хозяйственную, материал для строительства. Вот смотри, сколько кузнец за день сделает подков?
– Думаю, десятка полтора сделает, а что?
– А вот механизм, что придумал Егор, тысячу подков за день может сделать!
– Тыщу!!! Эдак все кузнецы по миру пойдут.
– Нее, не пойдут, Фёдор Тимофеевич. Кузнец у нас считается профессией очень почётной. Они диковинки разные делают из железа, и такие сабли и кинжалы, которые ни один механизм не сделает. А вот под силу ли кузнецу железо тонкое и ровное сделать, да такое, чтобы им всю крышу покрыть?
– Крышу-то? Это же, сколько железа нужно?
– Много железа нужно, ты прав. Выгодна ли кузнецу такая работа? Нет, не вы-годна, не будет он с ней справляться в срок. А у нас все крыши железом крыты!