Муму с аквалангом
Шрифт:
Собачка неожиданно заскулила.
– Солнышко мое, кошечка, пусенька… – начала целовать питомицу Нина. – Твоя мамочка не дура, никогда под поезд не бросится. Скорей уж я кого-нибудь туда сама кину. Тебе, Мумушенька, беда не грозит! Ну, поедем?
Я кивнула и села за руль. Нина высунулась в окно и помахала рукой Поспеловой.
– Эммочка, не волнуйтесь, мы скоро вернемся!
Чтобы прервать процедуру нежного прощания, я резко нажала на газ, «Мерседес» рванул вперед и понесся по шоссе.
– Эй, эй! – испугалась Нина. – Потише!
– Вы знаете о несчастье, случившемся с Поспеловой? – удивилась я, не отрывая взора от дороги.
– Мы тут все обо всех знаем, – закивала Нина. – А как скрыть? Рано или поздно люди друг другу все рассказывают! От скуки болтают! Во Флоридосе делать не фиг, тока кости соседям языком полировать.
– Эмма не похожа на сплетницу! – не выдержала я.
Нина достала из сумки расческу и стала расчесывать Муму.
– У нее работала в горничных Тамарка, – сообщила мне попутчица после короткой паузы. – Мужики сволочи, сами в Москве кобелируют, сюда пару раз в месяц прилетают, а за женами «глаза» понатыкали. Томка за Эммой шнурком ходила. Конечно, Эммочка противная, грубая, слова хорошего никому не скажет, гав-гав со всеми. Но ей прощают, потому что несчастная. Так вот, Тамарка заболела, ее подменила Катя, сестра Ники из отеля. Но Катя Эмме не понравилась, и она ее выгнала. Катька забыла в доме паспорт. Пришла назад, а Эммочка по дому без всего ходит. Во где кошмар! Катька всем растрепала, и с той поры Эмму люди жалеют. И как это она так умудрилась?
– Несчастья обычно происходят случайно, – вздохнула я.
– Ой, – закивала Нина, – точняк. Че ща расскажу! У Олеськи…
У меня началась морская болезнь. Эта неприятность никогда не случается с людьми на земле, но меня вдруг укачало от беседы с Ниночкой. Жалея, что не взяла никаких таблеток, я решила не слушать попутчицу. А та болтала без умолку.
– У ней любовь случилась с Максом, а он только постояльцев обслуживает. Их Ника поймала и парню пригрозила: «Будешь спать с чужими бабами – уволим». А тот ей и говорит… А она ему отвечает… А он ей… А она ему в рожу… А он ей… Налево!
Я, начисто потеряв нить разговора, нажала на педаль тормоза.
– Что?
– Надо внимательнее рулить, – укорила меня Нина. – Поворачивай, приехали.
«Мерс» замер у двухэтажного дома с вывеской «Лучьшие шубы». Похоже, Руфуса, хозяина фабрики, консультировала подруга Ниночки, поэтому надпись оказалась с орфографической ошибкой.
Моя спутница запихнула безропотную Муму в сумку.
– Ты сколько шуб до сегодняшнего дня купила? – деловито осведомилась Нина.
– Ни одной, – призналась я.
– Значит, ни хренашечки не понимаешь в мехе?
– Верно.
– Тогда молчи, – приказала отвязная
Удивленная странным глаголом «срулить» и не очень-то понимая, что он обозначает, я покорно поплелась за Ниной. А она пнула дверь ногой и влетела в торговый зал. Где-то под потолком звякнул колокольчик, в ту же секунду появилась молодая женщина в джинсах и футболке.
– Хау ду ю ду, мисс? – бойко произнесла она. А затем начала заикаться: – Ту… э… вонт… э…
– Не умничай! – оборвала продавщицу Нина. – Своих не признала?
– Здрассти, – с явным облегчением ответила та. – Шубку хотите?
– Нет, блин, приехали голову красить! – гаркнула Ниночка и поставила на пол сумку с Муму. – Поглупей чего спроси… Прямо обожаю в меховых лавчонках педикюр делать! Где хозяин?
– Руфус уехал за товаром, – доложила продавщица и расцвела в улыбке. – Я готова вас обслужить, меня зовут Вера.
Нина брезгливо поморщилась:
– Ты-то на все готова, но я не общаюсь с поломойками. Где Руфус?
– Чай, кофе? – запела Вера.
– Руфуса! – гаркнула Нина.
– А вам? – повернулась ко мне Вера.
Я открыла было рот, но тут кто-то подергал меня за брючину. Взгляд машинально устремился вниз. На полу сидела Муму – она явно хотела что-то сказать.
– Это моя глухонемая свекровь, – гаркнула Нина, – она те не ответит, не лезь к бабке. Лады, мы уходим. Хотели купить штук семь-восемь-пять ваших гадостных шуб прислуге в подарок, но раз нас обслужить некому… Пошли, мамуля, здесь не срослось. Через пару километров еще фабричка имеется.
– Анденстенд, пожалуйста, – занервничала Вера, – уно моменто, Руфус уже вернулся.
– Супериссимо, – кивнула Нина. – Ну-ка, прикати нам кресла. Видишь, свекровка пожилая, плохо на ногах держится.
– Битте, сюда, – принялась кланяться Вера, – проследуйте в вип-зону. Чай, кофе?
– Ага. И сразу у столба повеселимся, – нахмурилась Нина, когда мы оказались в другом помещении. – Слетай за хозяином, одна рука здесь, другая там.
Вера вихрем рванула в глубь магазина.
– Какого черта ты обозвала меня своей свекровью? – возмутилась я, поворачиваясь к спутнице. – Разве я выгляжу на сто лет?
– Ой, перестань, – поморщилась та. – Хочешь шубку задарма? Тогда молчи. И потом, сейчас все золотые нити вшивают, эмбриональные клетки колют… Старухе пятьдесят лет, а она на двадцать смотрится! Главное, пасть не разевай, потопчешь малину.
– Здравствуйте, дорогие дамы, – понеслось над залом, и передо мной возник толстый смуглый лысоватый мужчина с глазами-черносливами. – Извините, задержался. Верочка уже показала наши лучшие модели? Вот!
Жестом фокусника Руфус выкатил стойку, на которой покачивались вешалки с шубами. Очевидно, большую часть клиентуры фабрики составляли женщины из России, и Руфус научился почти без акцента объясняться на моем родном языке.