Муос
Шрифт:
– Я люблю тебя, Посланный..
Игорь пошёл к пролому в задней стене будки, потом что-то почувствовал и повернулся. Светлана делала крестное знамение, крестя уходящего мужа. Так делали все женщины Муоса.
Неведомо откуда у Радиста появились силы. Рахманов еле за ним поспевал. Солнце взошло высоко и нещадно жгло уновцев, зажатых в резину их противорадиационных костюмов. Пот тёк по лицу и по туловищу. Окуляры противогазов запотели. Они дошли до следующей ложбины в круге руин амфитеатра и стали карабкаться. Рахманов где-то отстал. Радист спешил. Он должен успеть, должен вернуться. Светлана говорила всё правильно – опасность ей не угрожает, ленточники в мышеловке. Но что-то было в её последнем взгляде такое, что
Эта ложбина была менее удобна для восхождения. Два раза Радист чуть не оборвался и не упал в пустоты между руинами. Оттуда он точно не выберется, даже если не разобьётся в результате падения. Сколько длилось восхождение: пол-часа или пол-дня, Радист не мог сказать. Он только говорил про себя: «Только бы успеть, только бы успеть!».
Наконец он залез наверх. Радист не узнал местности. Вся поверхность Минска неживописна, но амфитеатр явился вопиющим кошмаром. Поверхности амфитеатра была выжжена и превратилась в сплошную черно-пепельную чашу. Только обугленные остовы стволов деревьев упрямо торчали, как сюрреалистические памятники. Радист рассмотрел вертолёт, который стоял на том же месте и, кажется, был цел. Что произошло в амфитеатре – не время думать об этом.
Радист, пренебрегая осторожностью, быстро спускался вниз. Через двадцать минут он был у подножия и бежал, перепрыгивая через обугленные бетонные глыбы к вертолёту.
Его заметили и встречали. Радостные пилот и спецназовец вышли из вертолёта с тем, чтобы поприветствовать своего. Но Радист грубо оттолкнул от себя пилота, который хотел его обнять, и, уже вбегая в шлюзовой тамбур, тяжело дыша, произнёс:
– Взлетаем!
Вертолёт подобрал еле шедшего Рахманова, поднялся и полетел за бруствер амфитеатра. С другой стороны трибуны он развернулся и завис на высоте третьего этажа. Пока взлетали, Радист объяснил в двух словах ситуацию. Родионов предложил пустить в оконный проём ракету, чтобы враз уничтожить ленточников. Но Радист запретил это делать. Ведь с ленточниками была бесценная рация. Да и обломки здания, вырванные взрывом, могли рухнуть на будку, в которой находилась Светлана. Спецназовец с автоматом вышел в тамбур и открыл люк. Три ленточника сидели на полу небольшой комнаты, выход из которой был завален обвалившейся плитой перекрытия. Двое были в противогазах. Наверное, это были уновцы. Один, местный, – с повязкой на лице. Уновцы, увидев вертолёт, встали, стали махать, показывая, что здесь, мол, свои. Спецназовец, подавляя в себе противоречивые чувства, прицелился и сделал выстрел. Один уновцев медленно сползал по стене, оставляя на ней кровавый след. Второй схватил арбалет, пытался прицелится, но второй одиночный выстрел отбросил его к стене. Затем спецназовец выстрелил в третий раз, убив умирающего ленточника.
Места, достаточного для посадки, здесь не было. Пилот посадил вертолёт на площадке в метрах ста от будки. Светлана видела, что происходит, что ленточников расстреляли, но почему-то не вышла на встречу уже бегущему к будке Радисту. Радист вбежал в будку. Девушка сидела на полу. В руках у неё был арбалет. Она до последнего наблюдала за окном, но теперь голова в противогазе была опущена. На комбинезоне было пятно рвоты. Её стошнило. Значит, она получила дозу. Радист схватил девушку за плечи и стал трясти. Она открыла глаза:
– Я знала, что ты придёшь.
Радист схватил Светлану на руки и понёс из будки. Он сам себя успокаивал, вспоминая всё, что знал о радиации. Нет, она не могла за три минуты получить смертельную дозу – это однозначно. Значит, она выживет; должна выжить.
Вопреки своей усталости, Радист не разу не споткнулся, он не мог споткнуться, потому что нёс самое ценное, что у него было в жизни. Рахманов и спецназовец,
На лице у Светланы и на внутренней поверхности противогаза тоже была рвота. При последнем приступе у неё уже не было сил снять с себя противогаз. Светлану трясло.
Пока Родионов доставал лекарство от радиоактивного заражения, Радист успокаивал Светлану, делясь своими надеждами:
– Всё будет хорошо. Это временно. Ты за пару минут не могла сильно заразиться.
Светлана покачала головой.
– Клапан… выпускной клапан моего противогаза не исправен. Я всё время дышала этим…
Радист быстро схватил противогаз и посмотрел на выпускной клапан. Мембрана не прилегала к отверстию, а свободно болталась. Он не хотел этому верить:
– Ты это знала? Ты знала, что противогаз неисправен? Но почему ты ничего не сказала? Зачем ты пошла с нами?
– Сам видишь, без меня вы бы не справились. А если б я сказала или одела повязку вместо противогаза, ты бы меня не взял. Ведь правда?
Она вымученно улыбнулась, но потом гримаса боли пробежала по её лицу. Светлане становилось хуже. Радист вспомнил тот спор между Светланой, Юргендом и Радистом, когда они не хотели её отпускать. Они знали, что один из трёх противогазов – не исправен. Но Светлана сознательно шла на верную смерть, выбрав себе именно неисправный противогаз. Она поставила себе последнюю задачу – довести Радиста до вертолёта. Она её выполнила и теперь умирает…
У Радиста на глазах появились слёзы. Родионов сделал укол лекарства и обезболивающего прямо в вену. Но это уже не могло ей помочь. Несколько часов без противогаза в Минске неминуемо влекут необратимое разложение желудка, лёгких и костного мозга человека.
От обезболивающего Светлане стало немного легче. Она взяла Радиста за руку. Он слегка сжал в руке её пальцы. Они не сводили друг с друга глаз. Она произнесла последние слова:
– Благослови тебя Бог, мой Посланный.
Её указательный палец провёл две перекрёстные черты по ладони Радиста. Это было крестное знамение. Светлана закрыла глаза.
Земля. Небо. Руины. Вертолёт. Пилот и спецназовец. Всё в миг исчезло. Всё вокруг растворилось в невиданной вспышке боли, эпицентром которой явилось юное сердце Радиста. Он не плакал. Он выпал из бытия, вместе с этим милым созданием, которое любил больше жизни. Эта вспышка выжгла Радиста изнутри, враз уничтожив все страхи, желания, сомнения. Она не поделила его жизнь на «до» и «после». Этот раздел был давно – ещё на Тракторном, когда Светлана впервые к нему подошла возле Катиной квартиры. А теперь закончилось «после». Дальше нет жизни. Единственное, что осталось – это цель. Цель которой жил человек, холодеющую ладонь которого он держал в руке. Ради этой цели она пожертвовала собой, она пожертвовала своей молодостью и любовью. Теперь эта цель – цель Радиста. Радист становится Идущим к Цели. Он становится Посланным. В нём нет больше ничего, кроме этой цели и смутной надежды на обещание Светланы встретить его после смерти…
9.3.
– Радист, пора, – пробубнел сквозь противогаз Рахманов.
Они стояли возле холмика рыхлой земли. Радист не позволил Светлану забросать обломками бетона. Он вырыл ей могилу в земле и похоронил, как хоронили когда-то давно. Он не произнёс не слова.
Рахманов, пилот и спецназовец, не узнавали вчерашнего пацана. Это уже был другой человек – юношеское лицо превратилось в кусок стали.
Радист вернулся со всеми в вертолёт. Разлили по кружкам спирт и, помянув усопшую, выпили. Радист не притронулся к кружке. Он подошёл к оружейной стойке и взял АКСУ. Из ящика под стойкой достал запасной магазин, несколько жмень патронов, гранаты, которые небрежно ссыпал в свой вещмешок.