Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг.
Шрифт:
Я лежала и кричала от страха. А мама меня потащила за шкирку в разрушенную гостиницу “Кавказ”. И люди с моста тоже прибежали в руины гостиницы. Там лежали на полу. А стреляли сильнее и сильнее. Я так боялась! Я подумала, вот смерть пришла. Никакой “тепловой” мины не надо. Так убьют.
Гостиница разбита. По ней тысячи раз попадали снаряды. Стены, как кружева. Под ногами куча опилок из камня. Мы два часа там лежали. Познакомились.
Мальчик плакал. К тете Асе на руки залез. Она на полу лежала, его обнимала. А дедушка Борис нас утешал. Сказал, что пули не достанут.
Потом мы смотрим, а куча мешков в углу шевелится. Там мусор был, пакеты. Вылезают четыре солдата оттуда. Оказывается, они все время там лежали! Мама к ним:
– Что вы тут делаете?!
Они:
– Мы прячемся. Мы не хотим воевать!
Дед Борис давай на них ругаться:
– Что вы тут делаете? Бой идет! А вы за мешками сидите!
А солдаты худые такие. Говорят:
– Мы не хотим воевать! Мы домой хотим! Домой!
Когда тише стало, солдаты нас проводили до другого здания. Мама просила у них бронежилет.
– Дайте, – сказала мама, – один бронежилет. Для ребенка!
Но солдаты не дали. Себе, сказали, мало. По три на себя надели. Боялись очень.
Мы перебежали дорогу, зашли через окна в другой дом. А там выход завален. Нет выхода. Нужно с третьего этажа прыгать. Назад не пойти – опять стреляют. Я прыгнула и упала на большую гору битых кирпичей. Ноги ударила и руки поцарапала.
А за мной все попрыгали: охнув, прыгнула тетя Ася, ругавшись, мама, бабушка и дедушка прыгнули вниз, перекрестившись.
Дедушка Борис сына тети Аси в воздухе поймал.
15.03.
Мансур приходил. Принес муки на лепешку. Его семья ушла от нас. Еще стреляют, но не так сильно. Они жили у нас, пока сильно стреляли.
У Мансура есть друг. Он живет в соседнем доме. Они всегда вместе ходят. И у них есть подружка с длинным светлым хвостиком. Ей лет шестнадцать. Я ее терпеть не могу!
Тетя Марьям приехала, потом уехала. Некоторые соседи вернулись. Сосед Рамзес со второго этажа всю квартиру коврами завалил, не пройти.
А тетя Варя, мама Мансура, пришла и стала говорить, что все плохо. Ее муж давно уехал, ее с детьми бросил. Уехал в командировку и не вернулся. Нашел другую жену. Мама погадала на картах и сказала ей, что он однажды приедет. Надо ждать!
Я написала стихи:
Всю жизнь мечтаю я, Как в сказкеВ безбрежном океане плыть. Свободной быть.И вольной быть.Вдали увидеть остров тайный, Где изумрудная листва,Где волны плещутся на берег. Там18.03.
Мама сдурела. Ночью сильно стреляли. Я несла коптилку и уронила. Взрыв!!! Банка из рук упала и покатилась.
Пол загорелся и диван. А воды нет.
Мы за водой на колодец ходим. Далеко. Там снайпер часто по ногам стреляет. Воды в доме одно ведро. Мама вылила ведро на пол. Дым пошел. А полы воняют и горят дальше. Мы взяли ведро у тети Марьям, еще полили. Пожар! Чуть квартира не сгорела. Я перепугалась. Мама меня избила. А сегодня утром притащила к зеркалу и отрезала мои волосы. У меня волосы были ниже плеча. Каштановые. Она меня обстригла налысо. Сказала:
– Это наказание! Надо быть внимательной! Ты мне паркет загубила!
На паркете всего одна дощечка сгорела. Но мама не простила. Избила и волосы обрезала. Я сидела и плакала перед зеркалом. Подбородок дрожал. Мне было противно смотреть на себя. Потом пришла тетя Валя. Ахнула:
– Ты, Лена, с ума сошла?!
И мне сказала:
– Почему ты к нам не прибежала? Мы бы тебя спрятали!
Теперь я надела большой платок. Иначе все дети будут смеяться и обзывать меня.
19.03.
Мы ходили за водой. Труба далеко за садами, где речка Нефтянка. Были дети, женщины. Все с ведрами, бидончиками. Там иногда сильно стреляют из автоматов, мы падаем и лежим.
Мама не простила из-за коптилки. Когда много детей было, она подошла и стащила с меня платок. Сказала:
– Вот как я ее наказала! Теперь она лысая и страшная, потому что была неаккуратна и огонь попал на пол!
Все дети смеялись. Стали говорить: “Лысая башка, дай кусочек пирожка” и хохотали. А я стояла и плакала. И кажется, что мне лучше умереть, чем жить. Зачем я живу?
Поля
20.03.
Сегодня день рождения. Мне 10 лет!
Я в большом платке, и видно только лицо, как у матрешки. Мама подошла, обняла меня и сказала:
– Я погорячилась, наверное. Вот, возьми!
И сунула немного денег.
– Это тебе на мороженое! – сказала она.
И пошла по делам. А я сижу и думаю, что мне не нужны эти деньги. Мне ничего не нужно. Она не любит меня. Никто не любит.
Пришли тетя Валя и Аленка. Принесли старое варенье из абрикосов. Это – подарок.
02.04.
Мы ходили на консервный завод. Это далеко. Нужно идти пешком часа четыре. Я, мама, Аленка и тетя Валя.
Там можно взять кабачковую икру. Срок годности пропал. Но есть можно, если пережарить. Все носят и едят. Там тысячи банок!
Мы шли через дома и сады туда. Там были сотни людей и корреспонденты. Иностранцы. Они говорили на непонятном языке. Мама сказала, они из Англии и Франции. Эти дяди дали мне и Аленке конфеты!!! Настоящие! Шоколадные! И ушли. Они что-то фотографировали. А мы сразу все конфеты засунули в рот и съели. О, как вкусно!