Муравьи революции
Шрифт:
Массовка кончилась под утро. С массовки шли все вместе. Полиция знала, что происходит массовка, но двинуться в степь не решалась; дружины, о которой полиция также была осведомлена, полиция очень боялась, весьма преувеличивая её боевое значение. Поэтому она решила дожидаться возвращения участников массовки на окраине города и там и арестовать. Но наши разведчики провели всех кружными путями через горы к противоположному концу города. Свыше трёхсот участников массовки с шумом и песнями спустились с горы на центральную улицу города. Постовые полицейские тревожно свистели, обманутая засада полицейских бегом неслась к месту демонстрации, но никого не нашла: сеть тёмных переулков поглотила демонстрантов, и все благополучно
Массовка произвела на рабочих, особенно на молодёжь, огромное впечатление. Политические вопросы стали постоянной темой разговоров молодёжи. Старики, хотя молчали, но относились к этим разговорам терпимо — массовка помяла их консервативное упорство. Опоры о терроре носили особенно страстный характер; романтика террористической борьбы казалась молодёжи весьма заманчивай, красивой, увлекательной…
Андрей поставил передо мной вопрос о необходимости освещения вопроса о терроре на кружке. Он весьма боялся, что этот опасный вопрос может внести разлад в кружок и сорвать нашу работу. После длинной и подробной беседы с кружком о значении массовой пролетарской борьбы и о значении индивидуального террора с приведением ярких примеров массовых вооружённых восстаний матросов и восстания в Москве молодёжь стала спокойнее относиться к этой острой теме. Мои указания на колоссальнейшее значение подготовки массового рабочего движения, как грозной побеждающей силы, были убедительны и заставляли молодёжь, уходя от героической романтики, становиться на путь классовой борьбы.
Молодёжь переключалась весьма быстро от обывательской жизни на политические рельсы. Жажда борьбы заражала её лихорадкой нетерпеливости. Ей казалось, что мы слишком медленно движем дело великого наступления. Побеседовав с активом кружка, мы решили вести с ним регулярную воспитательную работу. В это время, скрываясь от ареста, приехал в Керчь один из членов крымского комитета — «Сергей» — красивый мужчина с чёрной пушистой бородой и «хороший теоретик», как его отрекомендовали в комитете.
Он взялся вести занятия с кружком. Говорил он весьма складно и увлекательно, даже такой сухой предмет, как аграрный вопрос, он излагал красноречиво и увлекал внимание молодёжи.
Когда я спрашивал молодёжь, нравится ли им доклад, они восторженно говорили:
— Прямо как в рот кладёт. А вот спроси — хоть убей, ничего не помню…
Однако запоминали кое-что, но всё же вопроса не усваивали.
— Говорит хорошо, а никак не поймёшь: нужно землю мужикам отбирать у помещиков или не нужно, выгодно это рабочим или не выгодно, почему нужно, землю отдавать муниципалитетам, а не мужикам?
Необходимо было на эти вопросы дать ясные ответы, и я взял на себя обязанность комментатора меньшевистской аграрной программы.
Необходимо землю у помещиков отобрать и передать малоземельному и безземельному крестьянству. Нужно выжить помещиков из их гнёзд, а если не удастся — жечь эти гнёзда. В случае победы революции рабочий класс должен закрепить землю за крестьянами.
— Значит, муниципалитетам землю отдавать не надо?
— Понятно, не надо. Это значит отдать землю земским заправилам и мужика оставить с носом.
Мои «разъяснения» были понятны и удовлетворяли молодёжь; всё же они недоумённо спрашивали:
— Как будто вы разно толкуете о земле. Почему так?
— Разно и есть: мы земельные-то дела немного иначе толкуем, по-большевистски; меньшевики хотят по-мирному, без большой ссоры и землю и рабочие интересы уважить, а большевики говорят, что драться надо до корня, чтобы рабочие и мужицкие низы в накладе не остались.
— Ты, значит, с докладчиком-то не в согласии?..
— Само собой. Да только ничего, вы слушайте его, а разбираться в его речах мы сами будем.
Так и повелось: «Сергей» говорил, а молодёжь слушала; потом мы занимались разбором слышанного, внося в доклад свои коррективы. Связь
Я решил поставить перед молодёжью вопрос о конкретной разработке плана борьбы за сокращение рабочего дня. Задача была довольно трудная: все были убеждены, что едва ли удастся поднять рабочих на стачку — дело незнакомое; и потом одна молодёжь вопроса ещё не решает, надо сдвинуть стариков. Я тоже считал, что дело со стачкой не выйдет, что нужна для этого усиленная работа.
Я предложил попробовать сократить рабочий день явочным порядком, без забастовки. Сначала не поняли такой постановки, потом стали обдумывать; получалось, что, пожалуй, можно будет попробовать. Мы с Андреем взялись этот план продумать и разработать, а остальным поручили начать усиленную агитацию за сокращение рабочего дня. О повышении заработной платы решили пока вопроса не выдвигать.
Мы с Андреем детально разработаем план, который сводился в основном к следующему: рабочие землечерпательного каравана явочным порядком сокращают рабочий день с одиннадцати с половиной часов до девяти. Явочный порядок заключается в следующем: в особо назначенный день рабочие каравана выходят на работу не в шесть, а в семь часов утра, полчаса обедают и уходят с работы вместо пяти с половиной часов вечера в четыре с половиной. Как только рабочие будут подготовлены, мы сможем назначить день выполнения нашего плана. Накануне этого дня перед концом работ на всех бортах, на всех трубах судов крупными буквами мелом будет написано, в котором часу на следующий день выходить на работу и уходить с неё. Для руководства этой кампанией выбрали комитет с центром на «Викторе Шуйском», где я работал; ответственным организатором кампании или председателем комитета был назначен Андрей. Я же решил оставаться в тени. «Виктор Шуйский» с этого момента стал центром начинающегося в караване рабочего движении.
Когда я доложил комитету о моём плане проведения кампании за сокращение рабочего дня, это вызвало протест всего комитета, который заявил, что нужно ограничиться кружковой воспитательной работой и от активной деятельности отказаться. Я заявил комитету, что эту кампанию я всё равно проведу, даст или не даст на это согласие комитет, что тактика организованных боевых выступлений даст большие политические результаты, чем одно кружковое воспитание. В виду моего категорического заявления комитет принуждён был согласиться с моим планом и разрешил начинать кампанию.
Молодёжь стала действовать довольно решительно и открыто агитировала за уменьшение рабочего дня. Администрация, привыкшая к тихому благополучию, не учуяла опасности и мало обращала внимания на «болтливость» молодёжи.
Работа в гарнизоне «Молодая Гвардия». Налёт на типографию. Бомбы
На керченском гарнизоне не отразились революционные потрясения, происходившие во флоте и в армии; начальство благодушествовало, солдаты не особенно изнурялись службой, и жизнь текла относительно спокойно. Особо от городского гарнизона находился гарнизон крепости. Крепость уже давно потеряла боевое значение, а гарнизон в ней всё же был. Старушка безопасно скалила на море дряхлые зубы устарелой артиллерии, а командир крепости благодушно разгуливал по заросшим валам в расстёгнутом мундире. При таком положении нетрудно было установить связи с солдатами. Благодаря отсутствию военных работников расширенную работу развернуть не удалось, и пришлось ограничиться небольшими группами. В казармы ходить не приходилось — солдаты обычно сходились вечером на «Митридате», где мы вели политические беседы, не намечая пока никаких больших задач. В крепости пришлось побывать. Работа там оказалась сложнее: крепость находилась под наблюдением крепостных жандармов, отлучки из крепости разрешались только днём, и потому беседы приходилось вести в самой крепости.