Мурманский сундук.Том 2
Шрифт:
Мотор вентилятора располагался на втором этаже, вернее, на чердаке церкви, под крышей, возле угловой главки. Наверху, на карнизе, они увидели Казанкина, висевшего на крюке. Был он похож с растопыренными руками и ногами на большого жука, пришпиленного к стене. В круглом окошечке главки была видна фигура Лыткарина, который что-то говорил Ваське.
— Как это его угораздило повиснуть? — спросил Фунтиков слесаря, снимая ежесекундно кепку с головы и вновь одевая.
Тот не ответил, занятый своими мыслями.
—
— Ничего, держусь, — донесся голос.
Прибежал встревоженный Колосов. Увидев такую картину, рассердился.
— Чего смотрите? Берите лестницу. Снимайте его!
Ермил бросился за собор, где во дворе у фундамента лежала высокая лестница.
— Как он повис? — спросил Колосов.
— А хрен его знает, как это получилось, — ответил не на шутку встревоженный слесарь. — Мы починили ремень, первым слез я, потом стал спускаться Васька. Лестница у него и сорвалась вниз… переломилась. Хорошо, что крюк в стене оказался. Он ремнём зацепился…
— С ним всегда приключения, — мрачно сказал Колосов. — Не соблюдает технику безопасности. Ты там… не шевелись! Потерпи! Сейчас снимем.
Вернулся Ермил с лестницей, приставил к стене.
— Не обломился бы крюк, — сказал он.
— Он старинный, кованый, — ответил слесарь.
— Не обломится, — раздался с высоты голос Казанкина. — На него можно быка вешать…
— Голос подает, — разозлился мастер. — Быка вешать… Если бы не штаны, висел бы ты там. Уж мне эти горе работнички…
— Не штаны, факт, спланировал бы, — рассмеялся Мишка.
— За прореху он, что ли зацепился? — подал голос Мячик.
— Ну что рты поразевали? — возмутился мастер. — Кто полезет?
— Я — нет, — отказался Никоноров. — Ещё шарахнешься сверху. Мне нельзя на верхотуру. Я высоты боюсь.
Ермил не слышал этих разговоров. Укрепив лестницу, он стал взбираться по ней. Поднявшись наверх, помог Ваське найти ногами опору, отцепил его от крюка, и вскоре они благополучно спустились на землю. Васька был красный, как рак, и тяжело дышал. С лица ручьем лил пот. За ним спустился Лыткарин.
— Ну что, парашютист, в штанах не мокро? — посмеялся Мишка, оглядывая потное Васькино лицо.
— Какой у тебя язык, Никоноров, — громко сказал Колосов, обрадованный, что всё обошлось благополучно. — В каждой бочке затычка. Взрослый мужик, а… Тебе бы там повисеть часок…
— Я б там не висел. Я тяжелый. Я сломал бы крюк, и лежало бы мое бездыханное тело вот у этих колонн…
5.
Устраиваться на работу в штамповку Сашу привёл Борис Тяпин, работавший в смене Кобылина. Вошёл туда Саша еле дыша — как никак первое место работы. В лицо пахнуло жаром.
Штамповка представляла собой небольшое помещение, в центре которого возвышалась
Штамповщики показались Лыткарину сказочными персонажами. Они сидели вокруг печки в отблесках ослепительно белого огня и каждый в руке держал по кроваво-красному солнцу. Они были похожи на гномов, расположившихся в мрачном подземелье и кующих сказочные украшения. Бушевал огонь, вырываясь из разверстых пастей печурок, и лица сидевших в колеблющихся отсветах пламени, казались не живыми, а иссушенными, как мумии.
Саша прислонился к стене и отпрянул — ему показалось, что его обожгло. Он потрогал стену рукой — она была горяча, как раскалённый песок.
— Никак на работу пришёл определяться салага, — услышал он голос рыжего мужичка с острым носом.
Был тот невысокого роста, с расстёгнутой на груди рубашкой.
— Смотри, дядя Вань, как молодёжь попёрла в наш мартен…
Дядя Ваня, сухой, с тонкими, но крепкими руками, в замасленной кепке, работавший с усердием на станке, стоявшим у входа, не прерывая работы, посмотрел на Сашу и ничего не ответил.
Тяпин рассказал приятелю, что за работа предстоит ему здесь, поводил вокруг печки, завел в коридор, где шастали бусы, открыл дверь в нанизку. Там за широким столом сидело несколько женщин. Перед ним была рассыпана горка ошастанных бус. Они, откатив с полгорсти в сторону, ловко нанизывали их на проволоку. Сзади на крючках, вбитых в стену, висели трехметровые концы проволоки с нанизанными бусами.
— Потом их оплавят, — пояснил Борис, — чтобы рёбрышка от штампа не было видать, подкрасят под жемчуг — и ожерелье готово. Ладно, всё посмотрел? Давай, дуй к мастеру!
Мастер сидел в небольшой комнатушке рядом с нанизкой. Кроме стола и двух стульев никакой мебели не было. Окно было открыто, и по подоконнику ползали мухи. Саша протянул Колосову заявление, написанное на листке ученической тетради в клеточку. Мастер водрузил на нос очки, отчего лицо приобрело сумрачное выражение, и пробежал глазами написанное. Поверх очков оглядел парня и спросил:
— В штамповке был?
— Только оттуда.
— Посмотрел, поговорил с ребятами?
— Посмотрел…
— Значит, видал нашу работу?
— Видел.
— Не убежишь?
Лыткарин не ожидал такого вопроса. Он пожал плечами.
— А чего мне бежать?
— Раз видел, значит, знаешь, какая у нас работа — не чистая и тяжёлая к тому же… Горячий цех… Я почему это говорю, — продолжал Колосов, — к тому, что не понравится — шапку в охапку и пошёл.
— Я не убегу, — ответил Саша.
— Вы все так говорите. Вон пришёл к нам как-то матрос демобилизованный, так не выдержал — убежал.