Мускат утешения
Шрифт:
— Доброе утро, сэр.
— Доброе утро, сэр, — ответил Стивен, ставя ногу в стремя. Несмотря на этот жест, Соуэрби приблизился и продолжил:
— Я собирался оставить вам это письмо, сэр. Но раз сейчас я имею счастье встретить вас, надеюсь получить возможность лично выразить признательность за ваше великодушие. Его Превосходительство рассказал, что своим назначением я обязан вашей рекомендации, что я назначен по вашей рекомендации.
— Право же, — ответил Стивен, — вы мало чем мне обязаны. Мне показали бумаги, представленные различными кандидатами. Ваши я счел наилучшими, и так и сказал. Ничего больше.
— Даже так, сэр, я премного благодарен. И в знак моего уважения,
К этому моменту Соуэрби почти ослеп от нервного напряжения. Он то краснел, то бледнел, постоянно запинался. Но все же каким–то чудом он вручил письмо не уронив, благополучно прошел мимо норовистой лошади Ахмеда, надел шляпу, на полдюйма разминулся с каменной колонной сбоку от дороги и стремительно ушел прочь.
Монотонная поездка, монотонный дождь. Время от времени дорогу пересекали пресноводные черепахи — то шли, то плыли, всегда следуя строго на юго–восток. После первого часа гораздо чаще и в гораздо большем количестве стали встречаться толпы крупных краснобрюхих жерлянок, они также ревностно стремились на юго–восток. К этому времени лошади, брыкавшиеся при виде черепах, слишком отчаялись, чтобы отскакивать в сторону при виде даже великого множества жаб. Они все брели и брели, их уши поникли, а по спинам стекала теплая вода.
По спине Стивена между сюртуком и кожей тоже текла вода — он все–таки решил отказаться от плаща. Вода текла бы и по образцу Соуэрби, если бы одно из проявлений скупердяйства Стивена не касалось париков. Удобство, статус дипломированного врача и чувство должного требовали носить парик, но платить за него он упорно не желал. У Мэтьюрина остался всего один — короткий докторский. Поскольку цены постижеров в Батавии он считал заоблачными, то единственный выживший парик носил повсюду. Сейчас его защищала круглая шляпа, закрытая в свою очередь от ливня аккуратным съемным брезентовым чехлом, привязанная под подбородком двумя кусками белого марлиня и закрепленная прочной булавкой. Ценный парик был прикреплен к голове владельца не хуже собственного скальпа. Именно под тульей круглой шляпы и лежало письмо Соуэрби.
Сидя в синей маленькой столовой Бейтензорга в одном из халатов губернатора (его собственные вещи где–то сушились), он держал в руках хрустящий сухой пакет:
— Я близок к бессмертию. Мистер Соуэрби собирается назвать в честь меня неописанное растение.
— Вот миг вашей славы, — воскликнул Раффлз. — Можем взглянуть на него?
Стивен сломал печать и извлек из нескольких слоев тонкой бумаги цветок и два листа.
— Никогда такого не видел, — признал Раффлз, глядя на грязно–буро- пурпурный диск. — Внешне похоже на стапелии, но, разумеется, должно принадлежать к совершенно другому семейству.
— И пахнет, как некоторые из зловонных стапелий, — признал Стивен. — Наверное нужно убрать образец на подоконник. Соуэрби обнаружил его паразитирующим на местном лютикоцветном. Клейкие пухлые листья с заворачивающимися внутрь краями наводят на мысль, что это насекомоядное растение.
Они в тишине рассматривали растение, дыша в сторону. Потом Стивен поинтересовался:
— Вам не кажется, что у джентльмена могли быть какие–то сатирические намерения?
— Нет, нет, ни за что. Ему такое никогда в голову не придет. Он крайне методичный и совершенно лишен чувства юмора. Классификатор, не дающий оценок.
— Господи, Раффлз, — воскликнула его жена, входя в комнату, — что это за невероятно дурной запах?
— Моя дорогая, — объяснил губернатор, — это новое растение, которое назовут в честь доктора Мэтьюрина.
— Что ж, — признала миссис Раффлз, — уверена, лучше, чтобы в честь тебя назвали растение, чем болезнь или перелом. Только подумайте о бедном докторе Уарде и его водянке. Разумеется, это великолепное и любопытное растение. Но может лучше попросить Абдула отнести его в садовый сарай. Дорогой доктор, мне сообщили, что ваша одежда высохнет где–то через полчаса. Так что пообедаем мы рано. Вы, должно быть, умираете с голоду.
— Называть существ в честь друзей или коллег — очень милая традиция, — заметил губернатор, когда его жена ушла. — И никому этого не удалось лучше вас с той славной рептилией Testudo aubreii. Раз уж заговорили об Обри — я его не видел уже несколько дней. Как он поживает?
— Очень хорошо, спасибо, носится повсюду день и ночь, дабы подготовить корабль к выходу в море с еще большей, чем обычно, безумной флотской спешкой. Носится с таким усердием, что едва успевает поесть и, рад сказать, не успевает переедать.
— Ему нужны еще матросы?
— Думаю, нет. Нас осталось около ста тридцати. С учетом того, что «Мускату» нужны сокращенные орудийные расчеты, если я не ошибаюсь, не более трех–четырех человек на карронаду, Обри считает его достаточно хорошо укомплектованным и доволен производством помощника плотника на место бедного мистера Хэдли. Но, как вы знаете, все еще не хватает казначея, писаря и двух–трех молодых джентльменов.
— Что до казначея, то все мои поиски не дали человека, которого я мог бы рекомендовать. Но отличный писарь у меня есть. Его ранило в ногу, когда мы захватили Яву, но он уже поправился и стал довольно проворным. Есть два молодых джентльмена, они могут подойти, а могут и нет. Как думаете, Обри сможет пообедать у меня в четверг? Могу представить своих кандидатов до этого или после, как он пожелает. И могу в общих чертах расспросить его о ближайших планах. Думаю, могу сделать это без проявления невежливости. Помимо моего сильного любопытства насчет того, собирается ли он рискнуть сразиться с «Корнели» или попытается обогнать фрегат, я могу, немного злоупотребив полномочиями, дать ему в сопровождение до пролива шлюп «Кестрел». Он придет сюда в конце недели.
— Говоря без малейших на то полномочий… что там в окне?
— Тангалунга, яванская циветта, — объяснил Раффлз, открывая оконный переплет. — Иди сюда, Табита.
После паузы прелестное существо, пятнисто–полосатое, залезло в комнату и уселось Раффлзу на колени, недовольно косясь на Стивена.
Стивен из уважения заговорил тише и продолжил:
— Без малейших на то полномочий, думаю, могу заверить, что нельзя придумать менее желательного предложения.
— Ох, и правда?
— Мое впечатление, но это только мое впечатление, ничьих тайн я не раскрываю, тем более не даю консультации, что Обри собирается атаковать «Корнели», если ее обнаружит. Присутствие «Кестрела» на физический исход столкновения не повлияет — вооружен он четырнадцатью хлопушками и против фрегата бессилен так же, как фрегат бессилен против линейного корабля. Но на метафизический исход это окажет катастрофическое влияние. Если попытка Обри потерпит неудачу, то «Кестрел» тоже потопят или захватят. «Корнели» победит двух противников и покроет себя славой. Но если Обри преуспеет, дай Бог, то «Корнели» окажется побежденной превосходящими силами два к одному. Позора она не понесет, а Обри не заработает славы. Вам нужно понимать, что газеты и публика почти не обращают внимания на сравнительную мощь противников.