Мусорщик
Шрифт:
— Что ты хочешь этим сказать? — повторил Сашка.
— Ты сам знаешь, Саша… Найди в себе мужество признать очевидное.
— Бред. Это бред, Андрюха. Есть медицинское заключение.
— Заключение пишет человек. Не так ли?
Сашка промолчал. Вспомнился больничный садик в густеющих холодных сумерках и пена шампанского, стекающая по черному борту новенькой «волги»… Где-то вдали громыхнуло. По салону «нивы» пополз холодный ноябрьский воздух.
— Дай-ка телефон, Андрюха, — сказал Зверев.
Обнорский протянул «трубу». Сашка поставил бутылку пива на пол, под ноги, потыкал пальцами в кнопки и поднес телефон
— Але… Константин нужен… Ага, хорошо. Моя фамилия Зверев. Тебе, Костя, привет от Лысого.
Заведующий отделением нейрохирургии Михаил Давыдович Эрлих пустил двигатель «волги», сунул в рот таблетку «антиполицая». Вчера отмечали пятидесятилетний юбилей Маргариты Стальевны. Отметили — будь здоров! Ну да ладно, сегодня не оперировать. Движок немного прогрелся, загудел ровнее… Эрлих включил дворники, стер капли ночного дождя с лобового стекла и выехал со стоянки. Его слегка поташнивало и он решил, что после обхода нужно будет принять сорок капель для профилактики. И вообще пить нужно меньше… Бегать, что ли, начать по утрам?
Михаил Давыдович решил: да, пить буду меньше… и бегать начну. От этой мысли повеселел, поехал быстрее. На светофоре посигналил «уснувшему» «чайнику» на «мерсе». Напокупают, блин, иномарок, а ездить не умеют… Шкет, поди, какой за рулем. Или телка. Но из-за тонированных стекол не видать.
«Чайник» увидел наконец зеленую стрелку на светофоре, очухался и поехал шустро. Эрлих следом. Свежий утренний воздух влетал в опущенное боковое стекло, холодил, но все равно подташнивало. Нет, надо будет все-таки принять после обхода капель сорок-пятьдесят… Малиновые стоп-сигналы «мерседеса» вспыхнули ярко, надвинулись, стати огромными. Раздался скрежет. Тело по инерции бросило вперед, на руль. Ремень удержал, но очки все же свалились с носа… Что за… Что за черт?! Чего он, сволочь, тормознул на пустом проспекте? Что он дела…
Додумать Эрлих не успел. Из «мерса» выскочили три здоровенных мужика, враз подскочили к «волге». Четвертый, невидимый Эрлиху, сидел в машине. Четвертым был Зверев.
Месяц назад, когда Зверев только-только организовал себе отпуск, он еще не знал, понадобится ли ему поддержка команды Лысого. Не знал, но позвонил все-таки Виталию. Лысый отбывал в Архангельской области, в зоне общего режима. Стоял он там крепко, мобильным телефоном пользовался едва ли не в открытую. Виталий пообещал Сашке любую поддержку на воле, сам позвонил в Питер и наказал своим обеспечить помощь, ежели понадобится. Без вмешательства Лысого со Зверевым и разговаривать бы не стали. Тем более — помогать.
Отправляя письмо Галкину, Сашка точно знал, что ему нужно от Семена. Связываясь с Лысым, не знал ничего. Сказал Виталию: хочу, мол, поворошить старые дела… Скажи своим, чтобы подмогли, ежели чего.
Лысый тогда ответил: без проблем, Саша. Запоминай телефоны.
Два дня назад Зверев воспользовался контактным телефоном, а потом встретился с людьми Лысого и обговорил задачу. Нельзя сказать, чтобы его приняли с восторгом. Но за Сашкой был непререкаемый авторитет Виталия.
Галкин пробил адрес нейрохирурга, остальное — дело техники. За Эрлихом пару дней понаблюдали. Это было совсем нетрудно: Михаил Давыдович о слежке не подозревал, был беспечен. Накануне вечером
Сейчас Михаил Давыдович сидел почти в пустой комнате одного из офисов команды Лысого. Он был сильно угнетен, и его старательно обрабатывали двое бойцов. Бить не били, — зачем? Человека и так можно «закошмарить» до полного края. Опыт по этой части у братвы был изрядный.
Зверев сидел в соседней комнате, слушал диалог через приоткрытую дверь. Было довольно-таки противно, но привычно. Бандитские методы не сильно отличались от ментовских.
Зверев сидел и слушал, как братки «разогревают» Эрлиха.
— Ты что, крыса, совсем отмороженный? — грубо спрашивал один голос. — Ты знаешь, чью тачку ты стукнул?
— Я… — пытался что-то сказать Эрлих, но ему не дали.
— Ты же тачку Ибрагима стукнул! — сказал другой голос.
— Ребята, давайте поговорим спок…
— В детском саду ребята остались, пидорюга ты паскудная.
— Но я не хотел, вы же сами по тормозам…
— Че ты вякнул?
— Я хотел сказать…
— Че ты вякнул?! Ты башку включи — ты тачку Ибрагима, — (браток выделил имя. Оно прозвучало как имя божества — ИБРАГИМА!), — разбил, урод. Врубаешься, пенек?
— Но… я… Я отремонтирую. Оба братка захохотали. Они смеялись не очень искренне, но Эрлих этого не замечал.
— Ты что, совсем плохой? Ибрагим на битых тачках не ездит. Теперь тебе придется купить ему новую.
— Как новую? — спросил Эрлих. — Там же только подрихтовать, подкрасить… Там же только бампер… фонари…
— Там даже бампер и фонари стоят дороже твоей сраной «волги», чучело. Но не в этом дело. Тебе русским языком сказали: Ибрагим на битых тачках не ездит… Новую купишь, понял?
— Но… как же? У меня нет таких денег.
— Херня. Машину продашь, квартиру продашь… Бабу на панель пошлем. А тебя в Чечню придется продать.
— Как… в Чечню? Вы что, ребята?
Зверев усмехнулся и понял, что пора включаться. Он положил диктофон в карман и надел куртку. Провод к микрофону проходил через рукав и фиксировался зажимом. Обнорский проинструктировал, как пользоваться этой «шпионской» техникой, чтобы получить качественную запись и не засветиться. Вечером порепетировали, получилось удачно. Сашка надел темные очки и толкнул рукой дверь. Пожалуй, его маскировка была излишней — навряд ли Эрлих узнал бы в нем опера, с которым беседовал почти пять лет назад. Да еще в сумерках, да всего несколько минут.
Да и Звереву трудно было бы узнать уверенного в себе нейрохирурга в оплывшем и насмерть перепуганном мужике. Эрлих был подавлен, считал, что попал в руки коварных и беспредельно жестоких чеченцев… теперь из него хоть веревки вей.
— Ну, — сказал Зверев с порога, — что тут у вас?
— Да вот, Паша… Дураком прикидывается, не хочет платить, урод. Денег, говорит, нет.
— Ага… — произнес Сашка, усаживаясь верхом на стул, — денег, значит, нет?
Эрлих смотрел на него беззащитными без очков глазами, часто моргал. Ему было очень страшно.