Мустанг
Шрифт:
Мои слова его утихомирили. Лумису хотелось заполучить клад, страшно хотелось. Через секунду он произнес: - Ладно, ведите нас.
Мы отправились дальше по той же тропе, по которой шли раньше. Местность была открытой и пустынной с переходящими одно в другое возвышениями, которые едва ли можно было назвать холмами, но которые представляли кое-какое укрытие. Я знал, как путешествовать незамеченным, поскольку занимался этим почти всю жизнь.
Осторожно разведывая окрестности, я натолкнулся на чисто выметенную ветром скальную поверхность. Неподалеку на берегах ручья валялось
Мы разожгли небольшой огонь, сварили кофе и поужинали. Вокруг костра я расчистил землю, чтобы не занялась трава, потом добавил несколько толстых веток, которые будут долго и медленно гореть. Я даже соорудил из веток подобие пирамиды над огнем: когда верхние концы прогорят, они упадут в костер, добавив ему топлива.
Когда опустилась ночь, я отвел всех в темноту. Мы потуже затянули снаряжение, чтобы производить меньше шума, и двинулись в ночь, оставив позади полыхающий костер. Я соорудил его так, что он будет гореть и дымить даже после восхода солнца, а к тому времени мы уже будем далеко. Мы проехали по скалам, а затем углубились в поросшие травой дюны. Эти дюны постоянно заносит песком, который быстро скроет следы повозки.
Земля здесь была пустынной, поросшей пучками травы, с редкими песчаными барханами. Мы ехали на север вдоль ручья, держась подальше от берега. Ехали весь день и после наступления темноты и наконец за полночь наткнулись на место, которое я искал - неглубокая топкая впадина посреди низких холмов, окруженная кустарником. Там мы остановились, проведя остаток ночи без огня.
Я натянул мокасины, вернулся назад по следам повозки и припорошил их песком и пылью. Затем сел на коня, нашел в кустарнике, футах в ста от лагеря, ровную, травянистую и сухую площадку, отпустил коня пастись, а сам улегся спать. Ко мне невозможно было подойти без того, чтобы я не услышал шагов по размокшей земле, да и мой мустанг сразу почует чужого. Я заснул, не беспокоясь о том, что мне всадят нож в бок или ударят камнем по голове.
Однако прежде чем заснуть, я перебрал в памяти события последний дней и попытался предугадать, что же будет дальше и тем самым подготовится к неожиданностям. Будущее предсказать нельзя, но предвидеть его, если знаешь, какие мысли таят люди, можно.
У золота есть одна особенность: оно полностью меняет мировоззрение человека. Когда речь идет о золоте, я не доверяю никому, даже себе. Я никогда не был состоятельным, поэтому возможность обладать сокровищем может сделать меня еще хуже, чем я есть на самом деле.
Более того, оно повлияет на поведение моих спутников, а они, за исключением Пенелопы, и без того не внушали мне уважения. Молодой девушке, оставшейся в этом мире одной и без денег, предстоят тяжелые времена. Она становится жертвой домогательств и всевозможных несчастий, что не облегчает ей жизнь. Что бы ни случилось, надо проследить, чтобы Пенелопа получила причитающуюся ей часть богатства.
Я подумал и о себе. Если золото найдется, мне тоже кое-что должно достаться, однако я был уверен, что когда дело дойдет до главного, все будут действовать
Утро наступило слишком скоро; я проснулся перед рассветом, услыхав сквозь сон легкие шаги по воде. Открыв глаза, глянул на мустанга - он настороженно поставил уши, и я сжал под одеялом свой замечательный нож.
Нож был особенный, его сделал человек по прозвищу Жестянщик. Лезвие его было острым, как бритва, - я им часто скоблил щетину - и в то же время таким прочным и твердым, что резало кости так же легко, как мясо. Жестянщик был путешествующим торговцем, он продавал разные вещи, но иногда в его товарах встречались собственноручно сделанные ножи.
Под ногами подкрадывающегося человека едва слышно плескалась вода, а я думал о том, как этот человек старается незаметно подобраться ко мне, не подозревая, что его присутствие можно обнаружить задолго до того, как он ступит на сухую землю. Вдруг я услышал, как хлюпнула вода в сапоге и увидел, что надо мной с топором в руке стоит Лумис.
Он стоял очень близко, подготовив топор для удара, но когда наши взгляды встретились, он остановился. В глазах у него мерцала злость. Ну, я-то всю жизнь только и делал, что выбирался из неприятностей и дрался. По тому, как он держал топор, я понял, что он ударит сверху вниз и налево, поскольку человеку, рубящему от правого плеча очень трудно с точностью бить направо.
Если Лумис меня ударит, я откачусь вправо и вскочу на ноги. Он сжимал топор с такой силой, что побелели костяшки пальцев, лицо его было искажено ненавистью. Внезапно до меня дошло, что каким бы старым ни был Лумис, он хотел заполучить не только золото, но и девушку.
На секунду я подумал, что он одумался, однако Лумис вдруг шагнул вперед, с хрипом втянул воздух и рубанул. Его вздох предупредил меня, но он ударил очень быстро - я едва успел увернуться, и лезвие топора просвистело в нескольких дюймах от моего плеча.
Затем я одним прыжком, как кошка, оказался на ногах и тут же приставил нож к груди Лумиса. У него не было ни единой возможности снова поднять топор, я мог за мгновение распороть ему живот, и он понимал это. Я посмотрел ему в глаза и произнес: - Лумис, ты вонючий ублюдок с манией убийства. У меня есть все основания прикончить тебя.
Тем не менее я не мог его убить. Если бы Лумис зарубил меня, никто не стал бы горевать, ведь у меня была репутация известного преступника. Может быть Пенелопа и возмутилась бы, но что бы она сделала? Флинчу было все равно, жив я или нет. С другой стороны, если бы я зарезал Лумиса, кто бы мне поверил, что он напал на меня с топором в руках?
Поэтому я лишь поглядел ему в глаза - мы стояли лицом к лицу на расстоянии полутора футов - потом опустил нож и срезал пуговицу с его куртки, затем еще одну и еще... пока лезвие не оказалось у него под подбородком. Тогда я поднес кончик ножа к его шее и слегка кольнул.
– Не следовало тебе этого делать, мистер Лумис. Ты подрываешь веру в людей. А теперь поворачивайся и убирайся обратно в лагерь. И вот еще что, мистер Лумис, не пытайся повторить свою попытку, или я выпущу тебе кишки.