Мутанты. Время собирать камни.
Шрифт:
— Пойдём, Зина, отца не вернуть, — тихо произнёс Голдобин. — Все там будем, не умрёт только Кащей, по фамилии — Бессмертный.
— Спасибо за поддержку, — вздохнула Зинаида Ивановна и, повернувшись, медленно отошла от холма из венков и живых цветов.
— Сколько отцу было? Восемьдесят пять? — спросил Голдобин, усаживаясь вместе с Зинаидой Ивановной на заднем сиденье своего «Мерседеса»
— Восемьдесят семь.
— Да-а, — протяжно вздохнул Голдобин. — Мужчина был, что надо. Деловой и щедрый.
— Был, что
…Зина лежала в кровати и читала роман о любви. Книга так увлекла её, что она ничего не видела и не слышала вокруг. С замиранием сердца она осторожно перелистывала книжные страницы, волновалась и жила жизнью героини романа, любила и ненавидела, радовалась и страдала вместе с нею, плакала в грустных местах, заразительно смеялась в юморных.
Удивительно нежная, необычного звучания мелодия, отвлекла девушку от чтения.
Звук мелодии доносился из комнаты Александра Михайловича.
— Интересно, что это у него там играет? — подумала Зина, вставая с кровати. — Неужели телевизор купил? О телевизоре она мечтала с тех пор, как увидела это чудо техники в доме у Николая Голдобина, и рассказала об этом отцу.
— Папа, мы тоже себе купим, — с улыбкой говорила Зина, обнимая Александра Михайловича за шею. — Вот подкопим деньжат, и купим. Как пойдёшь на пенсию, будешь дома сидеть, и смотреть кино, концерты разные.
— Обязательно купим, — соглашался Александр Михайлович, с нежностью и любовью поглядывая на девушку, которую полюбил, как родную дочь.
Осторожно, на цыпочках, прокралась Зина в комнату отца, который сидел возле стола, спиной к двери, и заглянула ему через плечо. На столе стояла большая деревянная шкатулка, наполненная до верху золотыми изделиями, а в руках Александр Михайлович держал массивные золотые часы. Крышка часов была открыта, и из корпуса этих часов исходила поразившая её мелодия.
— Ой, папка, какая прелесть! — удивлённо ахнула девушка. — Откуда это у тебя?!
Александр Михайлович подскочил как ужаленный, резко обернулся и…в его руке сверкнуло лезвие ножа. В страхе попятилась Зина от стола, как заворожённая глядя в налитые злобой и страхом глаза Александра Михайловича. Время, как будто остановилось и Зина уже не помнит, сколько длилась эта томительная пауза.
Первым пришёл в себя Александр Михайлович. Подобрели глаза, вновь засветились любовью и нежностью, опустилась рука, всё ещё сжимавшая рукоятку ножа, задрожали, ставшие, вдруг, ватными, ноги. Александр Михайлович тяжело опустился на стул, вытер ладонью мокрое, от пота, лицо.
— А ты чего это, доченька, сегодня не работаешь? — спросил он дрожащим голосом. — Я даже не обратил внимания, что ты дома.
— У одной продавщицы сегодня семейное торжество, попросила отработать за неё, — прошептала бледными губами, всё ещё со страхом поглядывая на отца, Зина.
— Иди
— Ты так страшно посмотрел на меня, — тихо сказала девушка, — мне показалось, что ты хочешь убить меня.
— Да я сам испугался, думал, что в дом воры забрались, — сказал Александр Михайлович уже окрепшим голосом. — Подходи, не бойся. Можешь руками потрогать, это такие старинные часы — брегет называются.
Медленно, всё ещё с опаской, подошла Зина к столу и стала с интересом рассматривать диковинку. На массивной крышке, усыпанной бриллиантами, чётко виден был герб — витиеватый вензель и корона на щите. Взяв часы в руки, Зина почувствовала их внушительный вес — руку потянуло вниз. Чуть повернула часы в руке, и камни на крышке засверкали.
— Какая всё-таки, прелесть. Откуда такое богатство? — спросила Зина и перевела взгляд на шкатулку. Дух захватило у неё, когда она увидела золотые броши и золотые кольца, серьги и ожерелья, цепочки и монеты, золотые портсигары и табакерки. Всё это, лежало сверху, а что внутри шкатулки, об этом можно было только догадываться.
— Зиночка, это не ворованное, — стал торопливо объяснять ей Александр Михайлович. — Это всё досталось мне в наследство от родителей. Наверное, надо было бы сдать ценности государству, но я побоялся. Такие времена раньше были, могли без суда и следствия к стенке поставить. Так и живу с этими побрякушками — ни пользы от них, ни радости. Может, наступит когда-нибудь такое время, что можно будет не таясь, пользоваться всем этим. Вот выйдешь замуж, я тебе отдам всё это в приданое.
— Пока что, я замуж не собираюсь, — засмеялась Зина.
— А что так? — удивился Александр Михайлович. — Ты вон какая красавица! Да и по годам, вроде бы, уже пора. В этом году двадцать стукнет.
— Не нашла ещё себе пару.
— А Павел? Парень видный, и при должности. Такой молодой, а уже директор магазина.
— Да что ты, папа, — засмеялась Зина, на душе у которой опять стало легко и свободно. — Павел не герой моего романа.
— А я думал, что у вас дело к свадьбе идёт, а оно вон как оказывается — не герой романа.
— Да, не герой, — вздохнула Зина ни то с сожалением, ни то с облегчением. Ладно, я пошла спать, завтра рано вставать.
— Иди, дочка, отдыхай, — ласково улыбнулся Александр Михайлович и поцеловал девушку в лоб.
Оставшись в комнате один, он опять подошёл к столу, взял в руки золотой брегет и задумался. Сейчас, вряд ли кто сможет узнать в нём бывшего барона, бывшего хозяина одного из уездов в буржуазной Латвии — Алоиза Круминьша, щеголявшего в тридцатые годы в костюмах от модных французских портных, а в сороковых, в форме офицера СС — чёрный, словно влитой мундир, с квадратиками на одной петлице, фуражка с высокой тульей, Железный крест…