Muto boyz
Шрифт:
На самом деле Чикатило был прав — он тогда почти всегда был прав, даже когда ошибался. Обычно бывает достаточно одного раза, одной более-менее удавшейся сделки или таких вот гастролей, чтобы люди начали считать себя акулами бизнеса. Мы с Чикатилой долго смеялись, когда по ящику как-то раз показывали популярную рок-группу «Машина времени». Они тогда только начали барыжить бытовой техникой или создали студию звукозаписи, или то и другое вместе — не важно. Главное, что они сидели перед камерами все такие прикинутые, в дорогих пиджаках, и усатый человек со старомодной причёской с умным видом поправлял очки и говорил: «Как музыкант я считаю так-то… Но как БИЗНЕСМЕН я…» И всё такое прочее, этот «бизнесмен» выскакивал у усатого через
…В командировку должен был ехать, естественно, я, а Чикатило просто за компанию заболел. Мне выдали деньги на билет туда и обратно. Они были не бог весть какими серьёзными, эти деньги, их не хватило бы даже на бокс дури. Поэтому мы их тут же со свистом пропили.
За рулём «копейки» сидел Отец. У него были жидкие усы, большие бицепсы с выпирающими венами и какой-то совершенно не вписывающийся в интерьер большой горбатый нос.
В данный момент мы использовали Отца как транспортное средство, как ломового конягу. Да он, в принципе, таковым и был. Такие люди есть в каждом молодёжном коллективе. Этакие некрасовские Мужички-С-Ноготок. Они никогда не бывают молодыми, они уже рождаются с усами и морщинами (в детстве у меня не было детства, как говаривал Лёха Пешков), и все их тусовки — это родители, дядька и какой-нибудь большой и глупый троюродный брат из Тольятти. Они обламывают вам кайф, когда вы стоите в весёлой компании и говорите про дурь или про группу «Teenage Club 13», или про фильм «Бойцовые рыбки». Когда они подходят, вы теряете нить разговора, вам больше не хочется говорить про бойцовых рыбок. Но они этого не понимают. Они дружески обнимают вас за плечо и произносят: «Привет, отец». И, не дав паузе затянуться, продолжают: «Ну что, отец, давай с тобой покурим, что ли», намекая на то, что хотят покурить ваши сигареты. Они никогда не говорят: «Дай сигу», они говорят именно так: «Ну что, отец, давай с тобой покурим».
Потом они затягиваются вашей сигаретой и начинают нудную, как мексиканский сериал, песню. Например: «Ээх, бля. Вчера вот с отцом ездили шифер для крыши покупать». Или: «Эх, ёптыть. Мать сегодня надо на дачу везти». Или на худой конец: «Блядь. Вот сегодня с дядькой машину из автосервиса забирали». При этом вы находитесь в неравных условиях. Потому что им плевать, что вас не прёт от таких разговоров, а вы не желаете обидеть безобидного парня и только поэтому спрашиваете: «А какая у вас с дядькой машина»? А они берут большим и указательным пальцами умирающий бычок, делают обжигающую губы затяжку, выпускают в сторону дым, щелчком отбрасывают оплавленный фильтр, харкают себе под ноги и только после этого отвечают: «Шаха», блядь». При этом вид у них такой, как будто речь идёт о единственном сохранившемся экземпляре «бугатти-роял» двадцать девятого года, который они с дядькой выцепили за миллион баксов на аукционе «Сотбис».
Вот таким и был Отец, которого мы с Чикатилой использовали в качестве ломового коняги. Он только что вернулся из Германии, куда они с отцом (два Отца, как мы обозначали это семейство) ездили за машиной. Тогда все усиленно раскупали за бесценок весь автомобильный совок, доставшийся в наследство недавно объединившемуся Дойчлянду. Немцы выбрасывали этот хлам, а для наших дорог он был очень даже ничего. Во всяком случае, «копейка» Отца гоняла не слабо, давая сто пятьдесят на ровных участках трассы. Отец ох…ел от счастья
Мы с Чиком ненавязчиво перебрасывались какими-то фразами. Отец в разговоре не участвовал. Это устраивало всех. Такие люди должны вертеть баранку и жать на педали, и они прекрасны в этом ракурсе. Никогда не лезьте к ним со своими разговорами, не мешайте им.
Я рассказывал Чикатиле о том, как накануне прошёл мой первый визит в МИД. Кульков привёз меня туда на своей «Хонде-сивик» начала восьмидесятых. Подразумевалось, что он будет вводить меня в курс дела, посвяшать в тайну. Во всяком случае, вид у него был именно такой — таинственно-покровительственный. Как у главы секты скопцов, который под звуки психоделических инструментов ведёт безусого отрока на великое таинство отрезания яиц.
Кульковская колымага была просто ужасная, Отец на своей «копейке» сделал бы её только так, на раз-два. Она лязгала и дребезжала, как механизированный плуг. Люди типа Кулькова специально ездят на таких уё…ищах, чтобы не бросаться в глаза.
Сидя слева на том месте, где у нормальных машин рулевое колесо, я смотрел на встречный поток и представлял, как было бы прикольно, если бы «Хонда» сначала чиркнула карданом о землю, а потом бы у неё отвалилось дно, и Кульков выкатился бы на дорогу и распластался на ней, как жаба. «Тогда, блядь, никакие связи не помогут», — почему-то злорадно думал я.
В помещение департамента консульской службы на Первом Неопалимовском Кульков вошёл минуя очередь, осклабившись дежурному мусору и сделав в мою сторону неопределённый жест, который должен был означать: «Мальчик со мной». Потом он зашёл в какой-то кабинет (опять-таки минуя очередь) и спустя минуту пригласил меня туда же.
— Это Арнольд Константинович, — говорил он, представляя мне какого-то жирного чинушу с отвисшей, как у негра, нижней губой. По подбородку чинуши стекало сало, и он улыбался так же, как Кульков. — Арнольд Константинович будет принимать у тебя документы. Если он не вспомнит тебя первые пару раз — не стесняйся, напоминай, что ты от меня…
Я не слушал и думал почему-то о том, что все чиновники МИДа очень много пьют.
Потом мы обошли ещё штук пять таких же кабинетов с таким же однотипным содержимым. Если бы это самое содержимое выстроили передо мной в шеренгу, как на опознании преступников, я чёрта с два бы вспомнил, ху из ху. А Кульков улыбался, как японский турист в метро, и всё представлял и представлял:
— Это Алексей Андреевич… Это Пётр Николаевич… Это Рафик Садыкович…
Я более-менее запомнил только последнего, да и то только потому, что он был хачом.
Когда человек-метеор куда-то улетел — как всегда, со скоростью ядерной боеголовки, — я вздохнул с облегчением и пошёл в институт. У меня была пятая пара у Франкенштейна, и после всех этих Арнольдовичей и Рафиковичей надо было как следует раскуриться и посмеяться.
— И это всё? — изумился Чикатило. — Так он ведь мог просто дать тебе номера кабинетов, позвонить туда и сказать, что от него придёт человек. Я-то думал, что у тебя там будет нечто вроде обряда посвящения в члены якудзы…
— Какая на хер якудза, о чём ты. Зоопарк какой-то.
— Бляааа… Завтра брат из армии приходит, надо будет водки купить… — вдруг вклинился в разговор
Отец. Он был где-то очень далеко, в своих извилинах, и отвечать на этот выпад не было никакой необходимости.
— А знаешь, что мы ещё сделаем в Ярославле? — вдруг спросил Чикатило. — Мы купим тебе пиджак. Да, да, я знаю там один очень даже неплохой секонд-хэнд. Не спорь с Председателем, тебе нужен пиджак. Вчера в офисе я слышал, как Человек-Ружьё говорил Донскову что, типа, хотя мы и не исповедуем офисный стиль, нельзя допускать, чтобы сотрудники ходили на работу в майках «Sex Pistols».