Muto boyz
Шрифт:
— Давай сюда, здесь такой дивный лес. Я не знаю, как искать грибы, и мне нужна твоя помощь, — сказал я Чикатиле. — Нефига сидеть на работе в такой день.
Чик, как всегда, среагировал моментально.
— Да, Владимир Николаевич, — закричал он в телефонную трубку, — я вас прекрасно понял. К сожалению, наш курьер сейчас находится в разъездах, но ради такого заказа я готов подъехать к вам сам. Конечно, Владимир Николаевич. Где вы говорите? Бибирево? Я выезжаю, буду через час. Это клиент, — с объяснил он в сторону. — Десять паспортов.
Через час мы встретились в условленном месте. Мне едва хватило этого времени, чтобы занести паспорта жирных в это
Мы купили в какой-то палатке кока-колы и зашли в лес. Там было хорошо и правильно. Все бутылки из-под «Очаковского» занесло листьями, и это настроило нас на философский лад.
— Ты заметил, что офисные буквочки отличаются от всех остальных? — раздавался из-за жёлтых кустов голос Чикатилы. — От тех, которые в книгах или на обложке какой-нибудь аудиокассеты. И не надо путать их с буковками…
— Почему?
— Потому что, если в «буковках» поставить ударение не на тот слог, они могут вызвать ассоциации с Чарльзом Буковски. Но дело не в этом. Дело в том, что я, как Председатель, вынужден констатировать, что в жизни Клуба появились эти буквочки. Их много, и они как сорняки, подростковые прыщи или рыбы-прилипалы.
Мы время от времени дымили дерьмовыми сигаретами «L amp;M», и нам было хорошо.
Потом вместо искомых грибов в кадре внезапно появились двое маньяков. Мы не заметили, как они к нам подошли (или мы сами к ним подошли, что ничего не меняло). Им обоим было не больше, чем мне, и они походили на кроличьих студентов. Наверное, это и были студенты, только не такие, как я или Чикатило, а студенты одержимые. Они уселись на корточках возле дерева и начали рыться в земле. Один из них рассыпал горсть по своей ладони и объяснял другому, чем один вид почвы отличается от другого, и для каких растений хороша та или иная почва, и почему на одном квадратном метре их так много, этих самых видов. Они что-то сравнивали, рассматривали и изучали. Они не думали о том, что под этим деревом давеча наверняка помочился алкоголик (в таких местах алкоголики мочатся под каждым деревом, потому что их больше, чем деревьев, и они пьют много водки и пива). Этим двоим всё это почвоведение было по кайфу, как нам с Чикатилой было по кайфу курить дурь или смеяться над Кульковым.
Мне не очень нравились кроличьи студенты как класс, а уж о Чикатиле и говорить нечего. Мы постоянно смеялись над этим странным сословием. Я таким не был даже в то время, видимо, благодаря клоаке-Дебильнику. Школа жизни, как ни крути, хоть определение и примитивное.
Но в тот момент нам вдруг стало интересно. Мы встали за ними как вкопанные и молча въезжали во все их расклады — честное слово, минут через пять я уже и сам был в состоянии прочитать какому-нибудь дилетанту не очень глубокую вступительную лекцию о свойствах почв.
— Чувствуешь, как прёт? — шёпотом спросил Чикатило. — Это из-за грибов.
В этом и состояло отличие Чика от всех студентов, хиппи и прочих кроликов. Потому что кролик сказал бы: «Это из-за грибов, ибо они — дети леса, дети земли и великой природы, они дают понимание земли и природы». А он сказал просто: «это из-за грибов».
…Мы допили коку, повернулись к ним спиной и пошли в обратную сторону, потому что уже начинало темнеть и потому что ещё немного, и мы сами превратились бы в таких вот замороченных почвоведов.
— Жалко, что мы не нашли здесь грибов, — сказал Чик. — Знаешь, о чём я подумал, когда слушал этих психов?
— Нет, но думаю, что о том же, что и я.
— А ты о чём подумал?
— О смысле понятия «убогий человек». И ещё о том, что меня, несмотря на всё, почему-то зацепило это их ковыряние в говне.
— А я вот подумал — очень хорошо, что есть такие кролики-одержимцы. И для них, и для всех остальных. Вот сравни их, например, с нами: мы Красивые Мужчины, нас любят красивые женщины (а нас ведь любят красивые женщины, не спорь со мной: Оленька — это исключение, которое только подтверждает правило). У нас красивая супербуржуазная жизнь с красивыми виражами. А они роются (и всю жизнь будут рыться) в обоссанной земле, и это грязно и некрасиво. Но у них есть то, чего нет у нас с тобой. А когда этого нет, рано или поздно появляются буквочки.
Я не очень понял, что он хотел сказать и почему он вообще докопался тогда до этих несчастных буквочек. И только когда в моей собственной жизни их скопилось достаточно, я переосмыслил тот грибной разговор. Потому что буквочки — это именно то, чем заполняют всякого рода пустоту: белый лист, серый монитор, жёлтый фантик от говёной жвачки «Джуси Фрут» — не важно.
Мы пошатались ещё немного по негостеприимному Ясеневу (или Бибиреву) и спустились в метро. Людей в нём почему-то было немного, и на нас снизошло чувство психотропного умиротворения. Чикатило попросил у меня плеер и наглухо воткнул в какую-то сверхэлектронную музыку, а я почему-то думал о белой замазке и флаконе. Он был очень похож на лак для ногтей, который стоял на прикроватной тумбочке моей взрослой двадцатитрёхлетней девушки.
АВТОСАЛОН: «ВАЗ-2101»
Мы мчались по Ярославскому шоссе на красной «копейке». Наверное, это можно было назвать командировкой. Накануне нам в офис позвонил какой-то розовощёкий мужик, руководитель ярославского народного хора «Славич». Этот хор собирался на долгие зарубежные гастроли, а у половины хористов не было загранпаспортов (подозреваю, что половина этой половины вообще не знала, что это такое). Мы должны были заработать на этом кучу денег, но розовощёкий поставил одно условие: мы лично забираем документы, потому что почте он не доверяет, а сам приехать не может.
— Представляю себе этого русского народного мужичину, — издевался в курилке Чикатило. — Он всю жизнь пел свои колхозные песни, руководил самодеятельностью и в лучшем случае рисовал лубки. Набирал в хор толстых бабок и домохозяек с дешёвой химией. Он был никем, понимаешь, он полжизни провёл в местном ДК, вымаливая концерты, льготы и помещения для репетиций. Но теперь, блядь, дядя спонсор решил отправить его в Европу, чтобы нарубить капусты со слезливых эмигрантов древних поколений. И всё, понимаешь, и этот бородатый мужик уже не может разослать своих бабушек и алкашей с гармошками по местным ОВИРам, он теперь крутой и согласен только на услуги столичной компании. Потому что он теперь не Бородатый Мужик, а акула шоу-бизнеса. И у него уже нет времени, чтобы лично приехать в Москву и передать нам документы своих несчастных хористов. И он диктует свои условия, блядь, он диктует нам свои условия. Это же просто смешно…