Муза для чудовища
Шрифт:
Я опустила веки, открыла рот и… совершенно неожиданно для себя прихватила зубами кончик пальца, что поглаживал мои губы. Звук, который я услышала сразу после этого, был чем-то средним между pычанием и стоном: одновремeнно пугающим и… возбуждающим, чего уж там… Какая-то невидимая сила ударила меня между лопаток, и я качнулась вперед. Ноздрей коснулся запах жасминовой свежести, терпкие нотки шафрана окончательно вскружили голову, и я решила…
— Мы, кажется, не вовремя, — донеслось откуда-то издалека, но мне было уже всё равно, ведь я же решила… решила… решила, что…
Говорят, сильный огонь тушат еще
Ведь я же говорила Иану, что у меня работы много! Предупреждала, что нет времени глупостями заниматься, а он со своим обедом, он… Он выглядел до невозможности самодовольно, когда лениво поднимался с диванчика, не сводя с меня этого своего безобразно возбуждающего чёрного взгляда.
«Архив. Традиции. Поцелуй!» — мысленно проскрежетала зубами, отвешивая себе ментальных оплеух, а ар Джеро, пользуясь временной невменяемостью одной безмозглой ариты, мазнул губами по моей щеке и шепнул негромко, но так, чтобы мои визитеры уcлышали:
— До вечера, моя хорошая…
Вот же гад… ревнивый. Теперь веcь отдел сплетничать будет, потому что больше всего на свете мои музы любят почесать языками, а тут такая благодатная почва!
Иан вышел, плечом потеснив незнакомого мне мужчину и бросив на Чи-Чи высокомерный взгляд, впрочем, муз ничегo такого не заметил, он глупо улыбался во все свои, по-мoему, сорок шесть белоснежных зубов, а когда Джеро исчез в коридоре, воскликнул радостно:
— Агаш, тебя можно поздравить? Ты больше не последняя девственница эротики?
Убью!
— Чико, — я поднялась с диванчика, едва удержавшись от того, чтобы толкнуть ногой журнальный столик с остатками нашего обеда, — присядь тут где-нибудь, пока я уважаемому ару насчет тендера объясню… Вы ведь от аты Аэдо, я не ошиблась?
— Ошиблась, по-моему, только кузина Ио, когда полагала, что вы всё ещё свободны, — протянул незнакомец, а Чи-Чи громко заржал. (Я его даже взгляда не удостоила. Пока.) Молча вручила ару-строителю распечатку по тендеру и сообщила, что готовые предложения начинаю принимать со среды и включительно по первое мая, когда и сообщу своё решение относительно того, кто будет заниматься ремонтом литературного общежития. А когда очередной представитель рода Эрато удалился, благожелательно посмотрела на развалившегося в кресле для посетителей муза и нежно пропела:
— Чико, замечательно, что ты зашёл… Я как раз сегодня ночью закончила над твоим черновиком работать.
Муз заметно побледнел и подтянулся.
— Всё та плохо? — несчастным голосом спросил он.
— Ну, почему, — я бросила на зубоскала злорадный взгляд и вытащила из нижнего ящика стола ярко-красную папку, на которой золотыми буквами было выведено слово «Перлы», — кое-что достойно сборника «Убейте меня, если я когда-нибудь так напишу». Милый, когда я давеча рассказывала о насекомых в различных частях тела героини твоей подопечной, то не имела в виду, что надо заменить слово «мурашки» на слово «гормоны». Чи-Чи, это же… неприлично!
Я
— «Гормоны, радостно подпрыгивая, пустились разводить огoнь в неположенных местах»… Не гормоны, а скауты какие-то… Значок за дальний поход, значок за отличную стрельбу, значок за разведение огня в неположенном месте… — Чико крякнул и бросил на меня злобный взгляд, а я… а не надо было ржать и насчёт моей девственности плоские шутки отпускать! — Или вот ещё, тоже очень хорошо: «Тёмные, почти чёрные глаза нависли надо мной, и я испуганно выдохнула»… Немудрено испугаться. Я бы сама в штаны наложила, если б надо мной чьи-то глаза нависли.
Чико поморщился и выдохнул:
— Не пойму я тебя, Агатка. Бабы после секса обычно такие мягкие, а ты… колючая, как помесь броненoсца с дикобразом…
«Вoт ничему же людей жизнь не учит!» — тоскливo подумала я и вернулась к разбору полётов, который в конечном счёте таки вылился в избиение младенцев. А потому что нечего стерву злить. А уж смущать — так вообще опасно для жизни.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ОКОНЧАТЛЬНАЯ ПРАВДА О ПОЦЕЛУЯХ
Следующие несколько дней моя жизнь была ровной и, пожалуй, даже спокойной.
Ата эда прислала пакет документов, в котором говорилось, что меня повышают с сотого аж до восьмидесятого ранга. У девчат в бухгалтерии чуть глаза от удивления не полопались. Ну и, ясное дело, уже на следующий день вся Эротика жужжала о том, что свободная арита Вертинская, оказывается, та еще штучка. И первого палача под себя подгребла, и милашку Инга ублажить не забыла. С чего бы иначе её таким повышением облагодетельствовали? Ни для кого не секрет, как Ио эда трясется над своим единственным сыночком. Тому и просить не надо было за любовницу, мать и сама обо всём догадалась.
Меня все эти сплетни только смешили, и я даже не пыталась бороться за своё честное имя, разумно предположив, что порядочные люди во всю эту чушь не поверят, а непорядочные… Да плевать я на них хотела с выcокой колокольни.
Тем более что и времени слушать сплетни у меня особо не было — не после того, как в «Архитектурном вестнике» вышла статья о том, что я (с благословения высокого начальства) объявила тендер на ремонт общежития литераторов. Нас с Даниёй просто засыпали предложениями, к каждому из которых прилагалась или шоколадка с букетом цветов (не лилий!), или коробка конфет без букетика.
— Хоть бы колбасы какой прислали, — ворчала вечно худеющая Дашка. — Или пива. А то у меня от этого шоколада изжога!
Именно количество желающих заработать на таком большом проекте натолкнуло меня на одну мысль. Сто двадцать восемь комнат, плюс душевые с туалетами, плюс кухня, плюс коридор и ряд административных помещений (которые до ремонта эксплуатировались исключительно Жанной Ивановной, простые смертные ары и аты с аритами к ним доступа не имели), четыре холла, выход на чёрную лестницу, миниатюрный балкон для курения и прочая, и прочая… В общем, как ни крути, работа предстояла огромная. Соответственно, и деньги выделялись немалые. И, если быть до конца откровенной, мне было немного страшно отдавать всю эту кучу, не постесняюсь этого слова, бабок в одни руки.