Муж для девочки-ромашки
Шрифт:
– Чего ты прибедняешься? Какие дрова? А ты что, следишь за ним? – неожиданно догадалась Надюша. Раньше Вика так гордо и презрительно говорила о расставании с Андреем, что, казалось, участь его решена и реабилитации не подлежит: вычеркнут и выброшен. Жизнь как медаль с двумя сторонами, каждая из которых может оказаться изнаночной. Оказывается, это Вика считала себя вычеркнутой и даже, вероятно, пыталась вернуть загулявшего мужа.
На самом деле Вика была уверена, что супруг, накувыркавшись с юной дурехой, прибежит просить прощения. Ей даже в голову не приходило, что там может быть что-то серьезное. В первую неделю после расставания она ложилась спать при макияже, в любую минуту ожидая возврата принадлежащего ей имущества в виде виновато
Андрей поразил ее невероятно. Вместо того чтобы искать пути к примирению, он начал настоящую войну с запугиваниями, скандалами и выпиливанием замка болгаркой. Пронырливая блондинка, словно лиса, почуявшая дичь, терлась рядом и подзуживала. Следовало признать, что на данном этапе Вику переиграли, девица оказалась умнее, чем хотелось бы.
– Война – так война, – ощетинилась Виктория, но закон был не на ее стороне. Поделить имущество можно было только после развода, и никак иначе. В крайнем случае – параллельно. Но разводиться она боялась. Даже не боялась, а элементарно не хотела закреплять фактическое отсутствие мужа еще и формальным.
Сам Красовский с разводом не торопился. Как расценивать этот факт, Вика не знала, а от этого постоянно нервничала. Конечно, ни о какой любви уже не могло быть и речи, но в происходящем, во-первых, просматривалась явная социальная несправедливость, так как Викин кошелек существенно сдулся, а во-вторых, имела место незавершенность действия. Пока комара в спальне не добьешь, спокойно поспать не получится. Так и жить спокойно, когда у тебя увели мужа, невозможно. С одной стороны, этот безмозглый самец должен понять, что ошибся, причем, желательно, как можно быстрее, поскольку ждать нет никаких сил. А с другой – соперница должна поплатиться. Такие развязки, успокаивающие нервы зрителей и пострадавшей стороны, бывают лишь в кино. Реальная жизнь мало приспособлена для торжества справедливости. По эту сторону экрана брошенная женщина так и остается брошенной, униженной и неотомщенной. Более того, она даже не имеет возможности быть гордой и независимой, если имела неосторожность родить наследника. Вика утешала себя тем, что ей хотя бы не придется, как в молодости, отстаивать очереди к судебному приставу, писать бесчисленные заявления и получать жалкие крохи алиментов, а то и вовсе отписки. Но утешение было слабым и никак не способствовало душевному равновесию. Жить в подвешенном состоянии долго нет никаких сил, поэтому брошенные дамы, и Вика не была исключением, развивают бурную и весьма бестолковую деятельность сначала по возвращению, а в случае неудачи – по отмщению своей поруганной чести. Как правило, кроме дополнительного захоронения нервных клеток, депрессии и бессонницы эти телодвижения ничего не приносят. А зачастую вдруг выясняется, что далеко не все на твоей стороне и некоторые даже норовят объяснить страдалице ее ошибки и слабые стороны. Дескать, в следующий раз так не делай. А какой следующий раз, если, к примеру, даме за сорок, а то и вовсе за пятьдесят, у нее тут целлюлит, там морщины, а здесь и вовсе срам? Не каждая в состоянии поверить в свои силы и начать жить заново, особенно учитывая предыдущий печальный опыт. Мудрая женщина побоится наступить на одни и те же грабли дважды. Но как быть, если мужик и есть те самые грабли? Тупик получается.
Именно в этом тупике топталась сейчас Вика. Нет, она была уверена в себе, и дефекты, на которые ей любезно указал отбывающий в счастливое будущее супруг, мадам Красовскую не смущали. То есть смущали, конечно, но не так кардинально, чтобы впасть в депрессию по поводу ляжек и бюста. Гордиться нечем, но это ведь не горб и не плешь, в конце-то концов. Другое дело, что супруг остался безнаказанным и радовался жизни, блондинка снимала пенки и гордилась победой, а Вика
Ее магнитом тянуло к Андрею, но не с целью вернуть, а с целью отомстить. Как – она не знала, но точно знала, что надо. Проклиная себя, Вика красилась, наряжалась и упрямо крутилась в тех местах, где Красовский мог с ней встретиться. Когда ее старания наконец-то увенчались успехом и бывший муж налетел на нее у входа в ресторан, оказалось, что встретиться недостаточно. Даже вообще – лучше не встречаться, потому что стало только хуже.
– Ты понимаешь, – Вика даже вспотела от злости, пытаясь оправдаться перед Надей и перетянуть ту на свою сторону, словно подруга могла поддерживать вражеский лагерь, – он ей шубу купил! Норковую, как у меня! Вот гад!
– А с твоей что?
– Как что? Ты издеваешься? Как я в ней теперь выйду, если они почти одинаковые? Сразу же начнут шептаться, злорадствовать! А девка-то – смотреть не на что! Сейчас сама увидишь. Гвоздь в шкурке. Глиста в сарафане. Ненавижу! Кстати, знаешь, чем она его взяла?
– Не знаю, – вздохнула Надя. Ей хотелось поскорее домой, к Валере, потому что она дико устала и соскучилась. Но бросать Вику на полпути было бы некрасиво. Тем более что потом Красовская обещала подбросить подругу до дома.
– Приворотом! – торжественно бухнула Вика.
– Чем?
– Я в это не верю, просто в данном случае других объяснений нет. Я даже сходила к знающей женщине, по рекомендации, не шарлатанка какая-нибудь – все точно, приворот. Причем у такого сильного мага, что уже не снять. Вот так вот! Но один плюс – за это ей придется страшно расплатиться. Ему, кстати, тоже. Только когда это будет – неизвестно.
– И почем стоила эта «правда»? – скептически сморщилась Надюша.
– Да не о чем говорить, почти бесплатно, – махнула рукой Виктория. – Не в деньгах дело. Он должен знать, что пострадал из-за своей швабры. Она нарушила Андрюхино энергетическое поле, там теперь дыра, через которую эта тварь запустила в него щупальца, но в зазоры просачивается энергия, он тонет!
– И что? Ты собираешься все это рассказать Красовскому? – не поверила Надя. Просто удивительно, что может сделать с нормальной, здравомыслящей женщиной мужское предательство.
– Не знаю еще. Не решила.
– Лучше не надо, – заторопилась Надежда. – Пусть не знает. Раз тетка сказала, что он тонет, то и пусть. Это уже не твои проблемы. А то вдруг и твое поле нарушится. Кто их разберет, эти высокие материи. Как пойдет цепная реакция – всем кранты.
– Вон они! – вдруг просипела Вика. – Вон. Ты глянь, гадость какая! Как нарочно: я здесь, и он свою фифу притащил. Как думаешь, может, он это специально, чтобы я поревновала? Или чтобы нервы помотать?
– Я думаю, что он просто приехал поужинать. – Смотреть на Вику было неприятно и даже стыдно. Изнывая от чувства неловкости, Надежда отрезала: – Ты же пришла сюда, чтобы на него посмотреть. Посмотрела? Поехали домой!
– Нет, я должна…
– Ничего ты не должна! – заорала Надя. – Приди в себя. Все: они отдельно, ты – отдельно. Забудь, вырежи его из памяти, переключись. Вон хоть на зама. Вся гостиница шепчется, спите вы вместе или нет. Даже стоимость букета, который он на днях тебе приволок, обсудили. Он же его брал в цветочном, внизу. Так его по цепочке отследили до твоего кабинета!
– Да не до зама мне! Мне сейчас вообще ни до чего! Ну скажи, что он в ней нашел?
Блондинка, вышагивавшая от стоянки и по-хозяйски державшая Красовского за локоть, была юна, свежа и не так плоха, как Вике хотелось думать. Если смотреть правде в глаза, девица была хорошенькой, а пышный пшеничный хвост до середины спины вовсе не делал ее похожей на лошадь. Он весело подрагивал и задорно пружинил в такт походке.
– Спятил на старости лет! – бубнила Виктория. – Пялится на свою обоже, как козел на капусту! На что там смотреть-то? Надоест она ему, как пить дать – надоест!