Муж для потомственной попаданки

Штаний Любовь В.

Выкрутилась из рук опекуна и снова заметалась по кабинету, сама не своя от обиды и злости.

— Вот только про задницу не надо! Чего-чего, а на неё я вчера уже насмотрелась! И не только на неё между прочим, но и на оборотную сторону этой накачанной детали!

— В каком смысле? — почему-то опять уподобился гадюке друг и зашипел.

— В прямом! — рявкнула.

— Но это фигня! Это та-акие мелочи по сравнению с остальным!

— Что?! Дуся!!!

— Я уже восемнадцать лет, как Дуся! То есть Люси!

В

комнате заметно потемнело и, удивленно глянув через плечо на Толика, испуганно охнула. Ведь только что он возле окна стоял, а сейчас уже вплотную ко мне. И глаза снова фиолетово-черные, злые… Сглотнув, попятилась от ополоумевшего опекуна. Увы, особенно пятиться было уже некуда — сделав буквально пару шагов, уперлась спиной в папин шкаф с документами.

— Как это ты до свадьбы умудрилась увидеть этого оборотня голым? — наступая, прошипел Толик. — Когда успела?

— В-в-вчера…

От утробного рыка, заполнившего помещение, люстра жалобно зазвенела, а я замерла, завороженная приближением… монстра. Таким я друга никогда еще не видела! Что происходит?

— Целиком? — угрожающее.

— Нет! — я нервно мотнула головой. — Только нижнюю половину!

— Что?!

От очередного рыка что-то внутри тоненько звякнуло и оборвалось. Наверное, мое и без того потрепанное терпение. Испуг мгновенно обратился раздражением. Чего он орет, собственно?

— Ничего! — рявкнула уже я, толкнув подступившего вплотную мужчину в грудь. — Я то чем виновата, если Василь своими… частями в лицо тыкал? Я и пикнуть не успела, а потом…

Упс! А я не знала. что полукровки так могут.

В комнате резко сгустились сумерки. А на дворе день вообще-то! Потом вдали зарокотал гром, а я… открыв рот смотрела в сверкающие глаза напротив. Густым, фиолетовым мраком сверкающие!

— То-о-олик… — пискнула жалобно, вжимаясь спиной в шкаф и бочком-бочком пытаясь уйти из-под прицела жуткого взгляда.

Вместо ответа и извинений — рев раненого зверя.

— Я тебя боюсь! — прошептала, не в силах даже зажмуриться. Да что там! Я как дышать забыла, глядя в сверкающие омуты очей неожиданно обезумевшего старого друга, опекуна… мужчины…

Рывок, и он потянул на себя, сжал, притиснул к груди. Я было дернулась с перепугу, но широкая ладонь, пальцы которой неожиданно обзавелись черными когтями, обхватила затылок, вынуждая поднять голову. Когда твердые губы преобразившегося друга приникли к моим в обжигающе-страстном поцелуе, меня будто кипятком окатило!

Чувствуя себя мотыльком, с маху влетевшим в ревущее пламя даже не свечи — лесного пожара, я трепыхнулась раз, другой… А потом руки сами собой сменили род деятельности — вместо того, чтобы отталкивать на пустом месте ополоумевшего полудемона, они поднялись, обвивая его шею.

И уже не он прижимает меня к себе, а я сама льну к его большому телу в подспудном

стремлении стать еще ближе, раствориться в этом сумасшествии до конца… Под потолком заметался мужской рык. Не гневный — торжествующий! Далекие раскаты грома вторили ему, а я запустила пальцы в короткие волосы Толика и снова застонала, запрокидывая голову. Его ладонь больше не удерживала затылок, спустившись ниже. Губы прокладывали дорожку поцелуев по шее, лаская, обжигая, подчиняя меня властности этой страсти.

Громкий треск ознаменовал гибель свитера, обнаженной кожи коснулась прохлада легкого ветерка, так контрастирующая с жаром бьющегося внутри безумия… В следующее мгновение полукровка поднял и снова приник губами к губам в глубоком поцелуе, окутывающем сознание сладким дурманом.

Я застонала, в каком-то остервенении впиваясь пальцами в бугрящиеся мышцы обнаженных плеч. Совершенно потерялась, сгорая в огне собственных и чужих желаний. Даже ощутив под спиной бархатистую замшу, лишь выгнулась навстречу большому телу, вдавливающему меня в диван. И стон — протяжный, почти болезненный и уже не мой — огласил темноту кабинета, вторя гулким раскатам грома.

— Любимая… — шепот на грани слышимости и Толик чуть прикусил мочку уха, чувственно скользя ладонью по ребрам, талии, бедру…

Такой большой, близкий, желанный…. Мои собственные ладони недопустимо жадно и голодно скользили по могучей спине полудемона, впитывая каждый изгиб, каждое его движение. И как вспышка — не хочу, чтобы это прекратилось! Никогда! И, словно боясь потерять, обвила ногами узкие бедра, скрестив щиколотки.

— Да, — вырвалось из горла хриплое, и в ответ утробный рык, раскат грома, а потом…

Начались мамины джинсы. В смысле, попытка их порвать была явно лишней. Зачарованные же.

Несколько секунд, пока Толик безуспешно пытался уничтожить раритетные штаны, я еще тянулась к нему, целуя плечи, вжимая пальцы в гладкую кожу, а после…

— Мама! — взвыла, почему-то испугавшись не своего падения, а трепки, которую мне задаст родительница, если я испорчу её штаны.

Это было не осознанием — скорее рефлексом, а вот потом как-то разом в голову вернулись мысли, и я в ужасе застыла. Господи, что я творю?! Что мы творим?!

— А-а-а-а!!! — завизжала, отпихивая всеми конечностями Толика. — Ты обалдел?!

От количества децибелов в крике друг на мгновенье ошалел, но мне этого хватило, чтобы вывернуться из-под его тела и взлететь на спинку дивана.

— Дуся! — зарычал он, прищурив черно-фиолетовые глазищи и потянул граблю к моей обнаженной груди.

— Балда! — Рявкнула и, цапнув кстати оказавшуюся поблизости подушку-думку, треснула демона по голове. К счастью, рогов на ней не наблюдалось, не то мое оружие мгновенно приказало бы долго жить. — Отстань, псих безрогий!