Муж и жена
Шрифт:
Когда кеб тронулся, Джеффри через плечо глянул на Анну сквозь переднее оконце. «Стоит попробовать, и даже очень, — сказал он про себя. — Так я с ней поквитаюсь. И снова буду свободен».
Они подъехали к коттеджу миссис Детридж. Может быть, после сна к Анне вернулись силы. Может быть, при виде этого дома в ней наконец-то пробудился инстинкт самосохранения. К удивлению Джеффри, она вышла из кеба сама, без посторонней помощи. Когда он своим ключом открыл деревянную калитку, она отпрянула и впервые взглянула на Джеффри.
Жестом он пригласил ее внутрь.
— Входите.
— На каких условиях? — спросила она, не двигаясь с места.
Джеффри отпустил кеб; отправил посыльного
— На любых удобных мне условиях.
— Ничто не принудит меня, — твердо возразила она, — исполнять по отношению к вам супружеские обязанности. Вы можете меня убить, но надругаться над собой я не позволю.
Он шагнул вперед, хотел что-то сказать, но внезапно взял себя в руки. Замер, крепко о чем-то задумался. Наконец заговорил, взвешенно, натужно — так произносят чужие либо заранее заученные слова.
— Я должен вам кое-что сказать в присутствии свидетелей, — услышала она. — Я не имею желания оставаться с вами в коттедже наедине и не прошу вас об этом.
Столь резкая перемена в нем заставила ее вздрогнуть. Его внезапная сдержанность, внезапная вежливость в подборе слов оказались для ее мужества более суровым испытанием, нежели вспышка гнева, что им предшествовала.
Он ожидал ее решения, все еще указывая на калитку. Уняв дрожь, она выпрямилась — и прошла к дому. Притаившийся в саду посыльный последовал за ней.
Джеффри распахнул перед Анной дверь в гостиную — с левой стороны коридора. Она вошла в комнату. Появилась служанка, и Джеффри приказал ей:
— Позови миссис Детридж; и приходи сама.
Потом он вошел в комнату; за ним — по собственному разумению — шагнул посыльный; дверь осталась широко открытой.
Из кухни, сопровождаемая девушкой, вышла Эстер Детридж. При виде Анны на ее каменно-неподвижном лице мелькнула легкая тень. В глазах замерцал тусклый огонек. Она медленно кивнула. С губ ее сорвался невнятный звук, неся в себе не то ликование, не то облегчение.
Джеффри заговорил: опять взвешенно, натужно; опять казалось, будто он повторяет заученное заранее. Он указал на Анну.
— Эта женщина — моя жена, — сказал он. — Призывая вас троих в свидетели, я говорю ей: я ее не прощаю. Я привез ее сюда, — ибо у меня нет другого надежного места, куда я могу ее поместить, — дождаться исхода разбирательства, которое ведется в защиту моей чести и моего доброго имени. Оставаясь здесь, она будет жить отдельно от меня, в своей комнате. Если мне понадобится ей что-то передать, я сделаю это только в присутствии третьего лица. Вы все меня понимаете?
Эстер Детридж наклонила голову. Двое других ответили: «Да», — и повернулись, чтобы идти. Анна поднялась. Джеффри знаком велел служанке и посыльному подождать, услышать ее ответ.
— Я не знаю за собой никакой провинности, — сказала она, обращаясь к Джеффри, — оправдывающей ваши слова о том, что вы меня не прощаете. Эти слова в мой адрес — оскорбление. Мне равно невдомек, что вы имеете в виду, когда говорите о защите вашего доброго имени. Я поняла лишь, что в доме мы существуем порознь и что у меня будет своя комната. Не знаю, какие вы преследуете цели, но за это я вам благодарна. Велите одной из этих женщин показать мне мою комнату.
Джеффри повернулся к Эстер Детридж.
— Отведите ее наверх, — распорядился он, — и пусть она сама выберет себе комнату. Накормите ее и напоите. Возьмите у нее адрес места, где лежат ее вещи, и принесите его мне. Посыльный поедет туда поездом и привезет их. Это все. Вы свободны
Эстер вышла. За ней по лестнице пошла Анна. В коридоре второго этажа хозяйка остановилась. На мгновение в глазах
— Разве вы не видите, как я устала? — мягко спросила она.
Ни один мускул не дрогнул на лице Эстер Детридж, на нем не появилось и капли сострадания, она опустила дощечку, посмотрела Анне прямо в глаза и кивнула головой, будто желая сказать: «Теперь вижу», — и повела ее в одну из свободных комнат.
Это оказалась передняя спальня, над гостиной. Мимолетного взгляда было достаточно, чтобы увидеть: в комнате чисто, будто ее вылизывали, стоит добротная мебель, но безвкусица полная. Чудовищные обои на стенах, чудовищный ковер на полу были лучшего качества. Огромное и громоздкое ложе из красного дерева — с крюка в потолке свисал полог, спинки в ногах и изголовье одной высоты, украшены топорной резьбой — являло собой французский замысел, воплощенный на английский манер, и это было грандиозное зрелище. Но больше всего бросалось в глаза, сколь мощные ресурсы призваны защитить дверь. Помимо общепринятой замочной скважины дверь сверху и снизу надежно замыкалась на массивные задвижки. За Ребеном Лимбриком водилось немало чудачеств, и одно из них — вечный страх, что ночью в его жилище заберутся воры. Все наружные двери и оконные ставни были обиты солидным слоем железа, к ним новым способом были подведены сигнальные колокольчики. Дверь каждой из спален оснащалась изнутри двумя задвижками. В довершение всего на крыше коттеджа имелась башенка с колоколом, звон которого можно было услышать в полицейском участке Фулема. Во времена Ребена Лимбрика веревка от колокола вела в его спальню Она и сейчас свисала вдоль стены, но в коридоре.
Глаза Анны остановились на стене-перегородке, отделявшей эту комнату от соседней. Двери для сквозного прохода не было; вдоль стены стояли лишь умывальник и два стула.
— А кто спит рядом? — спросила Анна.
Эстер Детридж указала вниз, в гостиную, где они оставили Джеффри. Значит, в соседней комнате спал Джеффри. Анна снова вышла в коридор.
— Покажите мне вторую комнату, — попросила она. Вторая комната также находилась в передней части дома.
Опять-таки уродство (но первосортное!) в виде обоев и ковра. Еще одно громоздкое ложе из красного дерева; правда, на сей раз полог прикреплен к изголовью кровати. Предвидя следующий вопрос Анны, Эстер взглянула в сторону комнаты в тыльной части коттеджа и указала на себя. Анна, не колеблясь, решила остановить выбор на второй комнате — чем дальше от Джеффри, тем лучше. Эстер подождала, пока Анна написала адрес, по которому хранились ее вещи (в доме музыкального агента), спросила, что подать на ужин, и оставила Анну одну.
Заперев дверь, Анна бросилась на кровать. Усталость еще не отпустила ее и не давала напрягать мозг, физически Анна была не в силах осознать всю беспомощность, весь трагизм своего положения; она открыла висевший на шее медальон, поцеловала портретик матери и портретик Бланш, помещенные внутри один напротив другого, и забылась в глубоком, без сновидений сне.
Тем временем у калитки перед коттеджем Джеффри отдавал посыльному последние распоряжения.
— Как только заберешь вещи, отправляйся к адвокату. Если он готов приехать сегодня же, привези его. Если нет, пусть напишет письмо и отдаст тебе. Только смотри, ничего не перепутай — ты об этом горько пожалеешь. Пошел, и смотри не опоздай на поезд.