Муж и жена

Коллинз Уильям Уилки

Посыльный убежал. Джеффри постоял, глядя ему вслед, размышляя, правильны ли предпринятые им меры.

— Пока все идет, как надо, — сказал он себе. — В кебе мы сидели порознь. Я объявил при свидетелях, что я ее не прощаю, объяснил, почему привез сюда. Я поместил ее в отдельную комнату. И если мне понадобится увидеть ее, я призову в свидетели Эстер Детридж. Все, что зависит от меня, я сделал — остальное за адвокатом.

Он обошел дом — сзади был сад — и закурил трубку. Вскоре на землю опустились сумерки, и в комнате Эстер на первом этаже он увидел свет. Подошел к окну. Эстер и служанка занимались какими то домашними делами.

— Ну? — спросил он. — Как там женщина наверху?

Дощечка Эстер

и язык девушки рассказали ему о «женщине» все, что можно было рассказать. Они отнесли ей в комнату чай и омлет; им пришлось ее разбудить. Омлет она не доела, а на чай прямо набросилась. Потом они поднялись к ней еще раз — забрать поднос Она снова была в постели. Не спала, но была мрачная, отяжелевшая. Ничего не сказала. По виду устала — дальше некуда. Мы не стали гасить свет; оставили ее в покое. Таков был доклад. Молча выслушав его, Джеффри снова набил трубку и продолжал прогулку Время текло медленно. В саду повеяло прохладой. Поднялся ветер, с громким посвистом он носился по лугам и полянам вокруг коттеджа; звезды подмигивали на прощанье; над головой воцарялась черная пустота ночи. Заморосил дождь. Джеффри вошел в дом.

На столе в столовой лежала вечерняя газета. Горели свечи. Он сел, попробовал читать. Какое там чтение! Что может интересовать его в газетах? Скоро прибудет известие от адвоката. Нет, не читается. И на месте не сидится. Он поднялся, снова вышел из коттеджа, прошагал к калитке, открыл ее — и принялся лениво взирать на дорогу.

Но вот в свете газового фонаря, висевшего над калиткой, возникло живое существо. Существо приблизилось и оказалось почтальоном, разносящим последнюю в этот день почту. Он подошел к калитке с письмом в руке.

— Достопочтенный Джеффри Деламейн?

— Давайте сюда.

Он взял у почтальона письмо и вернулся в столовую. Глянув при свете свечей на адрес, он узнал почерк миссис Гленарм. «Поздравление со свадьбой!» — горько усмехнулся он и открыл письмо. Свои поздравления миссис Гленарм облекла вот в какую форму:

«Мой обожаемый Джеффри!

Мне известно все. Возлюбленный мой! Единственный! Ты принесен в жертву мерзейшей дряни, каких свет не видывал, и я тебя лишилась! Как я осталась в живых, услышав это? Как не утратила способность думать, писать, когда в мозгу моем бушует пламя, а сердце разбито? Потому что, ангел мой, у меня появилась цель, которая и поддерживает меня, — цель чистая, прекрасная, достойная нас обоих. Я живу, Джеффри, живу, чтобы целиком посвятить себя твоему обожаемому образу. Герой мой! Моя первая, последняя моя любовь! Другой мужчина никогда не станет моим мужем. Я проживу всю свою жизнь и умру — даю в том торжественную клятву коленопреклоненная, — проживу жизнь и умру, сохранив верность тебе. Я твоя духовная жена. Возлюбленный мой Джеффри! Она не сможет встать между нами там, не сможет отнять у тебя священную преданность моего сердца, неземную любовь моей души. Я твоя духовная жена! Писать эти слова — какая это целомудренная роскошь! Ответь мне, возлюбленный мой, и напиши, что и ты охвачен тем же чувством. Поклянись в этом, кумир сердца моего, как поклялась я. Священная преданность! Неземная любовь! Никогда, никогда не буду я женой другого! Никогда, никогда не прощу я женщину, что встала между нами! Твоя навек и только твоя; твоя с истинной страстью, что сгорает на алтаре сердца; твоя, твоя, твоя — Э. Г.».

Эта истерическая вспышка белиберды — сама по себе просто смехотворная — на Джеффри, однако же, повлияла весьма серьезным образом. С наслаждением отомстить Анне и соблюсти собственные интересы — ему вдруг открылась прямая связь между этими действиями. Десять тысяч в год сами плывут к нему в руки — только бери,

если бы не эта женщина наверху, что заманила его в ловушку, привязала себя к нему до конца жизни — попробуй вырвись!

Он положил письмо в карман. «Подождем, что скажет адвокат, — подумал он. — Самый легкий способ выкарабкаться — этот. И все будет по закону».

Джеффри с нетерпением посмотрел на часы. Не успел он убрать их в карман, в дверь позвонили. Кто это — посыльный, привезший багаж? Да. Привез записку от адвоката? Нет. Гораздо лучше — он привез самого адвоката.

— Входите! — воскликнул Джеффри, встретив гостя в дверях.

Адвокат прошел в столовую. В отблеске свечи взору Джеффри предстал тучный, полногубый мужчина с поблескивающими глазами — желтоватое лицо выдавало в нем примесь негритянской крови, а его взгляд и манеры позволяли безошибочно определить — человеку этому приходится ходить по самым темным и грязным закоулкам города, имя которому — закон.

— Я живу здесь неподалеку, — сообщил он. — Вот и решил, мистер Деламейн, что лучше мне самому к вам заглянуть по пути домой.

— Вы видели свидетелей?

— Я допросил обоих, сэр. Сначала миссис Инчбэр и мистера Бишопригса вместе. Потом миссис Инчбэр и мистера Бишопригса по отдельности.

— И что же?

— Мне очень жаль, сэр, но результат нельзя назвать благоприятным.

— То есть?

— Ни он, ни она, мистер Деламейн, не могут дать нужные нам показания. В этом я убедился.

— Убедились? Да вы ни бельмеса не поняли в деле. Только наломали дров!

Оливковый адвокат улыбнулся. Грубость клиента, казалось, его только позабавила.

— Вы так считаете? — спросил он. — Тогда скажите, в чем именно состоит моя промашка. Вот вам вкратце картина событий. Четырнадцатого августа ваша жена находилась в гостинице в Шотландии. Там к ней присоединился джентльмен по имени Арнольд Бринкуорт. Он назвался ее мужем и пробыл с ней до следующего утра. Отталкиваясь от этих фактов, вы хотите потребовать развод у своей жены. Соответчик в деле о расторжении брака — мистер Арнольд Бринкуорт. А ваши свидетели — слуга и хозяйка гостиницы. Пока все правильно, сэр?

Все правильно. Одним трусливым ударом отделаться от Анны, опорочив ее перед всем миром, и вернуть себе свободу — таков был, если называть вещи своими именами, план, изобретенный Джеффри, именно эта мысль пришла ему в голову, когда по дороге в Фулем он решил заехать к мистеру Мою.

— Это что касается дела, — продолжал адвокат. — Теперь о том, как я выполнил ваши инструкции. Я допросил свидетелей; и я имел беседу (не очень приятную) с мистером Моем. Вот вам короткий отчет о результатах этих двух встреч. Первое открытие: мистер Бринкуорт назвался мужем этой дамы по вашей просьбе — и такое свидетельство никак не в нашу пользу. Второе открытие: пока дама и господин пребывали вместе в гостинице, свидетели не заметили, чтобы они вели себя как-то неподобающе, не было намека даже на безобидную фамильярность. Против них нет буквально никаких улик, кроме той, что они были в гостинице вместе, но в разных комнатах. Как можно предполагать преступное намерение, если нет возможности доказать хотя бы попытку преступного деяния? Пытаться выиграть такое дело в суде — все равно что пытаться перепрыгнуть через крышу этого коттеджа.

Он холодно глянул на своего клиента, ожидая вспышки гнева. Но клиент приятно его разочаровал. Судя по всему, сказанное произвело на этого безрассудного и своевольного здоровяка весьма странное впечатление. Он тихонько поднялся со стула; ничем не выдавая своего волнения, внешне оставаясь абсолютно спокойным, спросил:

— Вы отказываетесь вести дело?

— Мистер Деламейн, положение на сегодня таково, что никакого дела просто нет.

— И у меня нет никакой надежды с ней развестись?