Муж моей жены. Возвращение мужа моей жены

Гавран Миро

Драгица: Видите… это тяжело объяснить.

Креше: Еще тяжелее понять.

Драгица: Я вас… я не хотела вас обидеть. Никого из вас, понимаете?

Креше: Ого, эта причина уважительная, твою мать.

Жаркец: Объясни, Драгица, ты зачем все это сделала? Объясни?

Драгица: Я… думала… это случайно.

Жаркец: Разве тебе мало было одного мужа?

Драгица: Я… думала, что вы никогда не узнаете.

Жаркец: Ох! Плохо думала.

Драгица:

Вы должны меня выслушать, вы должны дать мне возможность все объяснить.

Креше: Мы ничего тебе не должны. Мы можем, если захотим, выбросить тебя на улицу. Мы можем, но не хотим.

Драгица: Прости меня, Креше, прости. Ты же знаешь, что был мне дорог все это время?

Жаркец: А я? А я что был для тебя все это время?

Драгица: И ты был мне дорог. Прости меня и ты.

Жаркец: Ты разочаровала нас обоих.

Драгица: Жизнь была против меня. Все было против меня. И вы на моем месте поступили бы так же.

Креше: Я бы нет.

Жаркец: И я бы нет.

Драгица: Вы должны, должны меня простить. То есть, не должны, но я буду вас просить меня простить.

Жаркец: Обоих.

Драгица: Да, я обидела вас обоих. У меня болит сердце. Но дайте мне вам все объяснить.

Креше: Начинай!

Драгица: Рассказывай!

Драгица: Вы, конечно, знаете, помните, что мое детство было очень несчастным. Без отца, без матери, только тетя. Это оставило след на психике, в моей душе. Мне все детство не хватало опоры.

Жаркец: А теперь у тебя их две!

Драгица: И вот, всегда было так, что я была не защищена и окружена грубостью. Меня никто не любил, я была сиротой, да еще и одинокой женщиной. Это все смягчающие обстоятельства, это все психические травмы. Если бы вы прочитали один роман, вам все стало бы ясно. Женщины — очень сложные существа. Особенно женщины, у которых в детстве не было семьи, опоры, ясного будущего. Я знаю, что вы считаете меня виноватой. Я знаю, что в ваших глазах я, может, и согрешила, но женская психика не такая уж простая вещь. Женщина похожа на швейцарские часы, где каждый винтик должен функционировать бесперебойно. За этими часами надо следить, относиться к ним нежно.

Креше: Подожди. Ты сейчас будешь рассказывать нам о швейцарских часах или объяснишь нам, как все это случилось?

Драгица: Я пытаюсь выражаться образно.

Жаркец: Оставь ее, давай посмотрим есть ли у нее вообще что сказать. Я удивляюсь ее уверенности, что на все это у нее могут найтись слова.

Креше: Ситуация более, чем понятная.

Жаркец: Это точно. Но пусть рассказывает все, что у нее есть. Как же мне любопытно услышать, что она еще скажет.

Драгица: Человек не всегда существо разумное. В фильме «Сияние в траве» есть одно высказывание, одна замечательная мысль. Но ладно, я не буду сейчас ее повторять. Наша ситуация намного сложнее, потому что нас — трое. И вы ждете от меня сейчас, чтобы я попробовала объяснить вам свой взгляд на жизнь. Все, что повлияло на мои поступки. Что привело нас троих к ситуации, которая заставила нас

встретиться сейчас здесь, в этой комнате. При этом мучительном разговоре, который должен дать ответы на многие вопросы, которые вас мучают. А я попробую убедить вас, что все намного проще, чем вам кажется. Если бы вы могли заглянуть в мою душу, в комнату моего детства, или, как говорит Францет Прешерен в «Венке сонетов»… если вы понимаете, о чем я хочу сказать, моя душа и мое детство всегда вместе. Я никогда, никогда в жизни не хотела причинить кому-то боль, а тем более вам двоим. Я женщина, воспитанная с классическими патриархальными взглядами на жизнь. Меня всегда ужасала мысль об измене, о прелюбодействе… о… о… о поведении, которое противоречит десяти библейским заповедям. Я уважала их и следовала им. Мной всегда руководила любовь. Я всегда старалась быть последовательной, быть морально чистой. Но жизнь — не такая простая штука, и слова не смогут объяснить вам всего, что вы должны понять. Все, что я сделала, могу объяснить вам очень просто, если вы этого хотите, если позволите.

Жаркец: Все это время мы только этого и ждем от тебя, как умирающий последней помощи. Все полетело к чертям, остается только последняя помощь. И если она ничего не изменит, то смерть наступит незамедлительно. Хотя умирающий и надеется на лучшую жизнь на том свете.

Креше: Жаркец, ради Бога, хватит этой литературы. Мы и так много говорили. Пусть скажет то, что хочет. А потом мы уже решим, что нам с ней делать.

Жаркец: Хорошо. Давай, говори, что у тебя есть.

Драгица: Скажу. Только прежде чем я начну, Креше, налей мне немного воды.

Креше: Не налью. Возьми сама. Я и так всю жизнь тебе прислуживаю.

Жаркец: Хорошо сказал.

Драгица берет стакан воды и выпивает.

Драгица: Итак, я должна быть искренней. Семь лет я боялась этого дня, и вот он настал. А боялась я потому, что привязалась и к одному, и к другому.

Креше: Ого!

Жаркец: Ты хочешь сказать, что одинаково нас любишь?

Драгица: Да. Потому что если бы было не так, то я давно оставила бы одного из вас и жила бы с другим. А я вот, как мать, которая одинаково любит двух своих детей, если вы понимаете, что я хочу сказать. Я полюбила и одного, и другого, и люблю вас одинаково, как любящая мать. И вдруг кто-то приходит и говорит: отрекись от одного ребенка. Понятно, что это нанесет боль ребенку. И мать ни за что не захочет расставаться с ним.

Креше: Да не рассказывай ты о матерях и детях. Рассказывай о нас, хитрюга, и не увиливай.

Драгица: Я и пытаюсь это делать. Я стараюсь объяснить вам, что любила вас обоих и не хотела причинить боль ни одному из вас. Я знаю, что это противозаконно. Знаю, что вы оба можете злиться на меня. Но думаю, что ни один из вас не был обижен.

Жаркец: Что ты хочешь этим сказать?

Драгица: Я хочу сказать, что каждому из вас я отдавала все до конца. И что ни один из вас не чувствовал, что делит меня с кем-то еще. Я имею в виду, что ни один из вас не думал, что я ему изменяю. Разве не так?