Мужчина для Ани
Шрифт:
В ответ Купцов услышал то, что ожидал услышать и что боялся услышать.
– Ах… его знает, кто он, – ответил «гений» Старостин. – Я его первый и последний раз видел.
Разумеется, нельзя было исключить, что Старостин лжет, прикрывая своего знакомого. Но Купцов понимал, что скорее всего Антон говорит правду. В любом случае, все, сказанное Антоном, следовало проверить. И Купцов знал, как это можно сделать.
– Хорошо, – сказал он. – Будем считать, что вы сказали правду… Потом мы все равно будем проверять каждое слово. Итак, Антон Евгеньевич, расскажите, где, как и когда вы познакомились с человеком, которому рассказали о своей бывшей жене Анне…
Депрессняк
Он сидел на телефоне (чудом еще не отключенном), накручивал диск, вызванивал знакомых. Всем говорил одно и то же: есть хороший заказ и скоро он получит аванс. Тогда и отдаст долг… Нельзя ли на недельку перехватить полтинник-стольник? Везде ему отвечали: нет. С той лишь разницей, что в одних случаях это делали вежливо, в других – с издевкой, а иногда интересовались, когда же он отдаст то, что занимал раньше. Так или иначе, но везде говорили: нет… А один сучонок – козел! харя деревенская! – посоветовал сходить на биржу труда. В жопу ее себе засунь, свою биржу, скобарь херов, быдло!… Везде был облом, везде отвечали: нет, нет, нет.
Повезло там, где и не ждал – у одного художника, с которым Антон был едва знаком. Но у художника шла какая-то гульба, и он сказал: денег, блин, нет, но накормлю и водкой напою, приезжай. Антон и поехал. Просто потому, что выбора у него не было… А с другой стороны, там, где пьянка, – там никогда не знаешь, чем обернется. Может, у какого мудака пьяненького перехватишь… наперед же никогда не знаешь. В общем, он поехал. С Охты на Сенную. Наземным транспортом. Потому что в метро зайчиком не проедешь… У художника тусовался двое суток. Пили, гуляли. Приходили и уходили какие-то девки.
Через два дня он проснулся утром. Било в лицо солнце, в пересохшей глотке засел кусок наждачной бумаги… в общем, как обычно – мерзко, вульгарно, безнадежно. Художник дрых, рядом с ним спала голая жопастая девка. Антон пошастал, нашел полбутылки пива. Выпил, перекурил и понял, что ловить тут нечего, надо отваливать. Он вывернул карманы джинсов художника, нашел четыре рубля. Потом увидел в прихожей дамскую сумочку. В ней нашел двадцать рублей с мелочью, таксофонную карту, презерватив и золотую цепочку со сломанным замком. Все это он забрал и ушел, оставив дверь открытой, а через пять минут столкнулся на углу Садовой и Гороховой с Нюшкой. Он уже давно и забыл про Нюшку, дуру мечтательную. Она, тварь, всегда была с тараканом в голове. С огромным таким тараканищем… Короче, встретились. И он сразу смекнул, что Нюшку можно развести на бабки. Она не сможет отказать. Она, блядюга, такая… жалостливая. Может, и зря он с ней разошелся: доил бы всю жизнь. Она же дура. Таких баб, если подойти с умом, всю жизнь можно эксплуатировать. А он по молодости не рассчитал маленько, перегнул палку. Ну да чего уж теперь? Хотя… а почему не попробовать? Если получится – можно возле нее пригреться. Ее же е…ать, из нее же бабки тянуть. Ну а не получится, так уж хоть в долг перехватить. Она добрая, она даст.
Он пригласил ее в кафе и стал разводить на жалость. Но что-то пошло наперекосяк, и эта сучка вдруг взъерепенилась. Растопырилась, как мозолистая ладонь пролетария. Такого, блин, полкана спустила, будто я ей не родной…
Вот так мог бы начать свой рассказ Антон. Но он начал
– В тот день я возвращался домой от друга. Он, знаете ли, болеет, и я возил ему лекарства. У самого с деньгами был страшный напряг, но я занял и купил ему лекарства. Понимаете?
– Да, – кивнул Купцов. – А как зовут вашего друга?
– Э-э… Янчев. Он очень талантливый художник.
– А имя-отчество?
Имя Антон вспомнить не мог. Фамилию вспомнил потому, что она была на "я" и располагалась, соответственно, на последней странице записной книжки. Он уже обзвонил всех и почти отчаялся, но на последней странице наткнулся на Янчева, и тот сказал: приезжай, водкой напою… Фамилию Антон вспомнил, но имя вспомнить не мог: то ли Толя, то ли Виталя…
– Имя? – переспросил он, оттягивая ответ.
– Имя, – подтвердил Купцов.
– Вы знаете что? Он любит, когда его по фамилии зовут… Янчев и Янчев… и все.
– И все, – повторил Купцов. – И все… Понятно.
Было совершенно очевидно, что Старостин врет. Но пока Купцов просто отметил этот факт и не стал «наезжать» на Антона.
– Хорошо, – сказал он. – А номер телефона Янчева?
– Тут, видите ли, какая беда – у меня украли записную книжку. Вытащили из кармана вместе с бумажником.
– Да, – сказал Купцов, – карманников сейчас в городе, как собак нерезаных.
– Вот-вот, – легко согласился Старостин. – На ходу подметки режут, а милиция не реагирует…
– А вы заявление подавали?
– Нет, бессмысленно. Все равно ничего не найдут. Верно?
– Ну почему же? – сказал Купцов. Он был более чем уверен, что записную книжку у Антона никто не крал. У карманников хороший нюх на деньги, и в карман к Антону, скорее всего, никто не полезет… Если записная книжка и пропала, то по вине самого хозяина – потерял по пьяни. – Ну почему же? – сказал Купцов. – Случается, находят… Ну хорошо, а что дальше-то было? Ваша помощь больному товарищу – благородный поступок, но нас интересует ваш контакт с вероятным преступником.
Развести Нюшку на жалость не удалось. Она растопырилась, разоралась, стерва такая, что он ей молодость испортил, что ребенка у нее не будет из-за неудачного аборта. А аборт она сделала по его, Антонову, настоянию… И про то, что все-таки когда-нибудь в ее жизни появится еще настоящий человек. А он, посмеиваясь, спросил, каким же должен быть этот настоящий. Вроде капитана Грея, что ли, под алыми парусами?
А она сказала, что нет, не капитан Грей. Но такой же проницательный, умный, НАСТОЯЩИЙ… а отнюдь не ничтожество в засаленной футболке. Тогда он сказал, что попрекать человека одеждой – неинтеллигентно. Это капитан Грей может ходить в бархатном камзоле и белоснежном шарфике, а она сказала – при чем, мол, здесь белоснежный шарфик… а вот, дескать, шейный платок… и все такое. Да Антон и сам когда-то шейный платочек носил. Как раз тогда они и познакомились… Платочек ей, сучке, шейный подавай!
Она еще какую-то ахинею несла, но он уже не слушал. Уже понял, что подловить Нюшку не удастся, и просто спросил денег. Якобы в долг. А эта сучка растопырилась, кинула ему стольник, как нищему, и ушла… Ай-яй-яй, какие мы крутые! Вали, вали, у меня на тебя подъемным краном не поднять… Чао! Платочек, понимаешь…
– Вы понимаете, как это оскорбительно, Леонид Николаич? Я же просил в долг. Всего лишь в долг! Я долги всегда отдаю… это мой принцип, в конце-то концов. А она швырнула мне этот стольник, как подачку, наговорила гадостей и ушла. Я был просто в шоке. Вы меня понимаете?