Мужчина для Ани

Константинов Андрей Дмитриевич

– Ну, например, я спросил, кем он работает? Он сказал, что он менеджер в фирме по торговле компьютерами.

– Хорошо… Еще что?

– Да вроде бы больше ничего… он же скрытный, гад.

– Ага… он скрытный. А вы любопытный и наблюдательный, – мрачно сказал Купцов. – Ладно, поехали дальше. Ни фамилии, ни отчества вы не спросили?

– Нет, не спрашивал…

– Название фирмы, где он торгует компьютерами?

– Нет.

– Что он делал в этом кафе? Может быть, его фирма находится рядом?

– Этого я не

знаю. А в кафе он ждал азера.

– Какого азера?

– Эдика… Эдик пришел, и они на пару отвалили.

– А почему вы сразу не сказали про Эдика? – спросил Купцов.

– Сразу я не вспомнил. Азер-то подошел, когда я уже в градусе был, – ответил, пожимая плечами, Старостин. – Разве все упомнишь?

– Хорошо, к Эдику мы еще вернемся. А пока поговорим про Андрея. Он питерский?

– Питерский, – сказал Старостин и щелкнул зажигалкой, прикуривая. Вдруг он замер и сказал:

– Постойте! Постойте, он же не питерский.

– Приезжий? – быстро спросил Купцов.

– Да, приезжий.

– А откуда?

– Не знаю, – сказал Старостин. Купцов мысленно матюгнулся. Ситуация все более напоминала жанровый анималистический рисунок «Глухарь». Конечно, еще не все возможности были исчерпаны… еще «сидел в засаде» Димка Петрухин… но все очевидней становилось, что новых следов найти не удается.

– А откуда, – спросил Купцов, – известно, что он не питерский?

– А там вот какая херотень получилась. Андрей собрался прикурить…

***

…Андрей собрался прикурить, но зажигалка пшикнула синеньким огоньком и приказала долго жить. Андрей еще несколько раз чиркнул колесиком, но, кроме искр, ничего не получалось.

– У тебя, Антон, зажигалка есть? – спросил Андрей. А у меня были спички. Я так и сказал: вот, мол, спички… Он прикурил, повертел в руках коробок и говорит: родина. А я говорю: почему родина? А он: потому что родился я там и вырос… Полстраны, говорит, спичками мы снабжали. Надо бы съездить, да все никак… Вот хоть и рядом, а все никак… А что, спрашиваю, давно не были? – А тыщу лет. Как в семьдесят седьмом школу закончил, так с тех пор только разок и был – на похоронах матери.

Вот почему и знаю, что он приезжий. А откуда – извините. Уж где там эти скобарские спички ху…чат, мне до фонаря.

***

Купцов рассмеялся и сказал:

– Вот уж действительно географическая тайна… Даже Паганель ничего не смог бы сделать. Разве что Сенкевич. Ну да ладно. Что дальше, господин Старостин?

А дальше образовался тупик. Ни на один из тридцати с лишним вопросов, поставленных Купцовым, «гений» ответить не сумел.

***

Когда Купцов понял, что больше ничего не добьется, он закурил, посмотрел на Старостина долгим, скучным взглядом и произнес:

– Зря вы так,

Антон Евгеньич, зря… Сняли бы грех с души, разоружились перед партией полностью.

– Что? – воскликнул Старостин. – Перед какой партией?

– Крайне правых судаков, – раздался в ответ голос Петрухина из прихожей.

Вслед за этим дверь распахнулась, Дмитрий решительно вошел в комнату, пересек ее и наотмашь ударил Старостина по лицу. В руке у Петрухина был зажат небольшой черный предмет.

– Ах! – сказал Антоша, отшатнулся и закрыл лицо руками.

– Руки! – закричал Петрухин. – Руки убрать! Смотреть мне в глаза!

Он кричал, нависая над Старостиным, и хлестал его по лицу черным предметом. Удары были несильные, скользящие, но сыпались часто, и Антону было страшно и больно. Или, по крайней мере, ему так казалось. Из разбитой первым ударом губы слегка сочилась кровь, но Антону казалось, что крови очень много, что все лицо в крови…

Было очень страшно.

– Руки! – кричал Петрухин. – Смотреть на меня! На меня смотреть, падла!

Кричал Петрухин очень расчетливо – так, чтобы воздействовать на Антона, но – одновременно – не насторожить соседей за хлипкими стенами «трущобы». Он имитировал ярость и был спокоен. Он работал.

Петрухин оторвал руку Антона от лица, прижал ее к стене и еще раз шлепнул «гения» по губам.

– Эту? – закричал он. – Эту записную книжку у тебя, гандон, украли?

Только теперь Старостин увидел, что предмет, которым его хлестал Петрухин, – его же, Антона, записная книжечка. Старая, пухлая, потертая записная книжка…

– Отвечай быстро, падла, когда тебя спрашивают, – продолжал давить Димка. – Эту книжку у тебя украли?

– Эту, – кивнул головой Старостин. Петрухин снова замахнулся – Старостин отпрянул, втягивая голову в плечи, – но не ударил, а издевательски рассмеялся и сказал:

– Урод… она же лежала у тебя на подзеркальнике. Ты за кого нас держишь, сучонок?

– Я, видите ли…

– Ты кому, сука, мозги крутишь? – перебил, не слушая, Петрухин. Сейчас у него была простая задача – запугать, «закошмарить» Антона и перепроверить то, что он уже рассказал Купцову… Не исключено, что «под прессом» Старостин еще что-нибудь вспомнит. Такое случается. Особой надежды на это, правда, не было, но и не попробовать представлялось глупостью.

– Леонид Николаич! – жалобно позвал Антон.

– Ну что еще? – недовольно отозвался Купцов.

– Леонид Николаич! Я же вам все как на духу…

Э– э, голубь… Теперь-то веры вам нет. Раз уж солгали про записную книжку, то, может статься, и про все остальное солгали.

– Да я…

Петрухин снова ударил Антона записной книжкой по лицу и выкрикнул:

– Руки! Руки под «браслетки» давай. Старостин понял, вытянул вперед руки, и Дмитрий защелкнул на них наручники… Тяжела судьба гения!