Мужчина, который вернулся
Шрифт:
— Видимо, тогда я была храбрее, — пробормотала Харриет с набитым суфле ртом.
— Да, наверно. Но, честно говоря, доктор Дрю, входящий через дверь в сад, — не такое уж необычное зрелище. Мне он показался чертовски привлекательным в вечернем костюме. Интересно, куда он отправился, — с заблестевшими глазами заметила она. — Вокруг не много людей, ради кого стоит так одеться на званый обед.
— Возможно, он обедал не у наших соседей, — ответила Харриет.
Гэй явно заинтриговало предположение сестры. Она подлила
— Возможно, он пригласил кого-то на обед… на вечер. Такой необычный мужчина, очень видный и светский, в таком захолустье явно не в своей стихии. Давай как-нибудь пригласим его на обед.
— Считается, что ты приходишь в себя после жестокого удара, — напомнила ей Харриет. — А вдовы на ранних стадиях вдовства обычно не развлекают своих врачей. Вероятно, будет лучше, если ты немного подождешь.
Но Гэй только улыбнулась и с нетерпением ждала, пока горничная подаст блюдо с дикой уткой.
— Возвращаясь к твоему обмороку… — начала она.
— Нет, нет! — взмолилась Харриет. — Я сама его не понимаю и не горжусь, что поставила себя в дурацкое положение. — Она не знала, почему все еще скрывает от сводной сестры находку на чердаке. Во-первых, сейчас, в столовой, Харриет уже не очень верила, что на самом деле наткнулась на живописное полотно, похожее на портрет Филипа Дрю в костюме эпохи Регентства. Лучше она предпримет еще одну вылазку на чердак и убедится наверняка, прежде чем что-нибудь расскажет.
Этим вечером Гэй раскладывала пасьянс, а Харриет села за фортепиано и праздно пробежала пальцами по клавишам. На крышке фортепиано все еще стояла коробка со снотворным. Но Харриет не собиралась пользоваться пилюлями.
Ей не нужно успокаивать нервы лекарствами.
Глава 3
Следующий день был одним из тех погожих деньков, что обещают возвращение лета, хотя оно уже улетело на золотых крыльях, а толстый ковер листьев на дороге ясно говорил, что осень уже вступила в свои права.
Харриет взяла мольберт в сад и решила написать садовую стену. Над стеной виднелись конюшенные часы, и ей удалось ввести часы в картину… и флюгер на их верхушке, и буйство виргиний, густо увивших одну из пристроек.
Картина получалась вполне реалистическая, так как Харриет не была настоящей модернисткой. К своей живописи она подходила по-модернистски, но с исключительной осторожностью, и главным ее коньком было смешение цветов. Цвет завораживал ее… и она щедро пользовалась красками — но с определенной долей самоограничения. До сих пор Харриет удалось продать мало картин, и она очень жалела, что, скорее всего, не сможет попасть в Лондон к началу своей выставки — ради нее она как проклятая работала несколько месяцев — и вынуждена положиться на помощь друга, который сообщит ей позже, как прошел показ.
Хотя Гэй сказала, что обойдется и без нее, Харриет слишком хорошо
Вечером Харриет, в светло-коричневых брюках, бледно-желтом свитере, с распущенными волосами, любовно склонилась над мольбертом и, с головой уйдя в любимое дело, испытывала огромное удовольствие, как вдруг в ее уголке сада появился доктор Дрю, приблизился и, прежде чем заговорить, немного понаблюдал за ее работой.
— Неплохо. — Похвала прозвучала холодно и словно сквозь зубы, Харриет откинула волосы и посмотрела на доктора со сдержанной неприязнью.
— Не стоит хвалить из вежливости, — сказала она. — Кому-то мои картины нравятся, кому-то нет.
— Я не сказал, что мне нравятся ваши картины. Но с другой стороны, не могу сказать и обратного. Не любить их глупо. Ваши произведения похожи на ванну из духов.
— В каком смысле?
— Тонешь в цвете. Не сомневаюсь, придет время, когда люди будут наслаждаться созерцанием подобных картин.
— Спасибо. — Харриет говорила неловко и отчужденно, а доктор Дрю уселся на траве и скрестил ноги, как сапожник.
— Я заметил, что утром при моем появлении вы даже не побледнели. Когда я комментировал вашу работу, вам даже не понадобилась нюхательная соль. Это потому, что при дневном свете я вас меньше пугаю, или моя ужасная сущность проявляется только в сумерках?
— Глупости говорите. — Харриет начала складывать кисти, а доктор наблюдал за ней… за движениями маленьких красивых рук, грациозными поворотами запястий. Блестящие в солнечном свете ее волосы были прекрасного светло-янтарного цвета, а кожа чиста, как заря. — Если думаете, что вчера я притворялась, — пожала она плечами, — меня это не волнует.
— О, я совершенно уверен, что не притворялись. — Доктор предложил девушке сигарету, но она отрицательно покачала головой. — Вы были без сознания целых пять минут, прежде чем открыли глаза. И этот крик… У вас, видимо, превосходные легкие.
Глядя на него, Харриет слегка покраснела.
— Похоже, мне следует опять извиниться, — сказала она. — И я извинюсь, если хотите.
Он тоже покачал головой:
— Не за что.
— Но ведь вас разозлила такая бурная реакция на ваше непрошеное появление вчера вечером?
— Готов признать, оно было непрошеным.
— Впрочем, в гостиной было не так уж темно!
— Чуть темнее, и вы могли бы не перенести подобный шок.
Харриет бросила на доктора внимательный взгляд:
— Вы знаете о своем портрете на чердаке?
— Разве есть такой? — проговорил тот невыносимо спокойным голосом.
— Ну, конечно, портрет не ваш. Мужчина, который позировал для него, умер более ста лет назад. Но сходство с вами поразительное! Я… сначала я не могла поверить, что это не вы.