Мужчины Мадлен
Шрифт:
– Спасибо, господа, – сказала Алёна и проворно скользнула к двери, – но я другому отдана и буду век ему верна. Пожалуй, свой роман я отнесу в издательство «Глобус». Надеюсь, с гонораром там меня не обидят, ну а если и обидят, господь им судья.
– А дневник?! – вновь в один
– А дневник… дневник оставлю для домашнего пользования, – сказала Алёна и вышла из кабинета.
«И мы прочитаем его вместе с Дракончегом. Думаю, ему понравится…» – подумала она и мечтательно улыбнулась.
А на последнем листочке было написано:
Когда я начинала свои записки, я обещала на последнем листке открыть тайну своего имени и написать своим подлинным почерком, кто я такая, кто такой N, кто такие Этьен, Франсин и прочие персонажи, встреченные мною на пляс Мадлен. Но история моя непомерно затянулась. По сути дела, надо начинать рассказывать другую! Я уже была готова сделать это, как вдруг заметила, что тайник, который я устроила в раме одной из своих картин, моей самой первой и любимой, «La vendeuse de fleurs `a la place de la Madeleine», заполнен. Туда больше не войдет ни одного листка, даже этот последний мне придется положить между холстом и подрамником. Нужна новая картина, нужен новый тайник для того, чтобы я поведала о нашей любви с Этьеном… и о его любви с Франсин. Может быть, я напишу об этом. Может быть, нет. Может быть, я нарисую еще одну «Цветочницу». Может быть, нет. А пока я завершаю свои записки последним стихотворением. Я все перечитала, все вспомнила…
С тех пор…
Вся кровь моя бурлит, как сто стихий,И между ног моих рождаются стихи.Они наполнены желаньем обоюдным…Потом, когда пойду по улицам безлюдным,Чтоб от греха вернуться к comme il faut,Я повторю их раз, наверно, сто.Беззвучно я прочту Парижу эти строки,И канет голос мой во тьме глубокой.Лишь непристойная, как membre, Тур Эффель [21] —О эта палица Геракла средь парижских улиц! —Меня одобрит сонмищем огней,Играя, перемигиваясь, жмурясь.21
Эйфелева башня, которую называют фаллическим символом Парижа.