Мужчины Мадлен
Шрифт:
– Вы нашли его! – заорал Павел.
Виталий вскочил, схватился в отчаянии за голову – и снова сел.
Алёна только улыбнулась.
– Пашка-сорванец, как мне кажется, был убежден, что листок остался не замеченным им в том же тайнике, который был сделан в раме. Добежав уже до выхода на улицу и увидев, что рамы нет, он взбесился. Крикнул, что Коротков все испортил, что картина без рамы ему не нужна. Ну и у того не выдержали нервы. Шура отшвырнул картину… и тут дверь захлопнулась.
Павел тяжело вздохнул
– И они, как идиоты, стояли на крыльце и слушали, как Эрэс подбирает картину, говорит растерянно: «Спасибо, господа воры!» – и уходит…
– Да, затруднительная ситуация, – усмехнулась Алёна. – Однако кто-то из двоих воров оказался хорошим психологом. Думаю, Пашка-сорванец. Коротков считал, что его деньги, бывшие в оброненном бумажнике, потеряны, и, между нами говоря, у Эрэс были все основания их присвоить. Но Пашка-сорванец был убежден, что Эрэс придет вернуть бумажник. И был готов к такому повороту событий.
– И он угадал! – обаятельно усмехнулся Павел. – Вы пришли. В смысле Эрэс пришла вернуть бумажник.
– Пришли-то мы с ней пришли, конечно, – протянула Алёна, – но отнюдь не только затем, чтобы его вернуть. Прежде всего я хотела бы…
– Чтобы вас оставили в покое? – перебил Павел. – Честно, если вы отдадите тот листок, никто из нас больше никогда…
– Нет, – сказала Алёна, словно не слыша его. – Покой нам только снится! Я бы хотела прочесть записки Мадлен.
А на тех листочках было написано:
Глупо, невыносимо глупо… Но если бы кто-то мог вообразить, какая радость захлестнула меня в то мгновение!
Я вспомнила черные глаза Этьена, его руки, прикосновения, от которых меня бросало то в жар, то в холод… Этот чудный юноша, самый, быть может, красивый человек, которого я только видела в жизни, влюбился в меня! Он отказывается от своей порядочной, приличной, достойной во всех отношениях, хорошенькой, юной невесты, потому что хочет быть со мной!
У меня застучала кровь в висках от счастья, и я не расслышала, что говорит Франсин. До меня донеслось только окончание фразы:
– Теперь вы понимаете, почему я разыскивала вас?
«Она хочет, чтобы я уговорила Этьена, – мелькнула мысль, – чтобы я сказала ему, что он мне не нужен!»
– Милая девочка, – начала я, и в тот миг острой жалости Франсин и впрямь казалась мне милой и несчастной, – но чем же я могу вам помочь?!
– Да вы разве не слышали меня? – воскликнула она, чуть не плача. – Для вас это ничто, привычное дело, вы этим каждый день занимаетесь, а у меня от этого зависит счастье всей жизни!
Я нахмурилась. Ничего не понимаю…
– Погодите, вы говорите, Этьен отказался жениться на вас из-за меня?
– Ну да! – выкрикнула Франсин в отчаянии. – Он сказал,
Мне показалось, что проезжавший мимо автомобиль sapeurs-pompiers, пожарных, остановился и вылил на меня всю ледяную воду, которая была в его цистерне.
Не очень скоро я пришла в себя.
Главное, не показать своего разочарования, почти горя. Да что я о себе возомнила? С ума сошла… Я истинно сошла с ума!
Любовь вспыхнула в моем сердце, жила единый миг и погасла.
– Интересно, – хихикнула я со всем возможным ехидством, маскируя насмешкой разбитое сердце, – вы всякие требования своего жениха готовы выполнить? А если он велит вам обучения ради выйти на панель, вы что, пойдете?
– Я сделаю все, что он захочет, – заявила Франсин. – Я готова на все, только бы не потерять его. Украду, убью ради него. Пойду на панель. Поступлю к вам в обучение.
– И как же я должна обучать вас любовному искусству? – зло спросила я. – Я не лесбиянка, игры между женщинами мне омерзительны.
– Мне тоже, – ответила девчонка, сопроводив ответ таким взглядом, что стало ясно, какие чувства она ко мне испытывает. – Этьен сказал, что мы будем обучаться вместе.
– Как это? – спросила я растерянно. Наверное, выглядела я в тот миг довольно глупо.
– Ну, вы будете смотреть, как он это делает со мной, поправлять его, чему-то обучать, каким-то приемам, которые он потом будет применять опять со мной… Вы будете учить меня вздыхать, двигаться, шептать, говорить какие-то особенные слова. Вы будете учить меня играть на флейте…
– Дитя мое, – оборвала я ее, потрясенная до глубины души, – вы соображаете, что говорите? По-моему, вы ничего не понимаете!
Франсин бросила на меня снисходительный взгляд.
– Ах, боже мой, что же тут понимать? Я ведь не в консерваторию собираюсь поступать. Для меня довольно знать, что древние греки называли эту флейту палицей Геракла, а то, что с ней проделывает женщина, называется красивым словом феллация.
– Bon Dieu! – воскликнула я. – Позвольте спросить, где вы набрались подобных сведений?
– Ну, – ответила она с непередаваемым лукавством, – я ведь училась в монастырской школе.
– В монастырской? – не поверила я своим ушам. – И в каком же монастыре?
– Святой Мадлен.
– Ха, – сказал Павел. – Это коммерческая тайна.
– Да бросьте! – пожала плечами Алёна. – Никакая не тайна, а несколько скандальные записки вздорной дамы. Вот если будет установлено абсолютно точно подлинное имя автора, тогда да, рукопись станет коммерческой тайной до момента выхода в свет книги.