Мужчины на моей кушетке
Шрифт:
— Хорошо. Расскажите мне о ней.
— Ну, я не знаю…
— Вы явно хотите, чтобы я что-то узнала, — сказала я, немного выбитая из колеи этой его новой активностью в общении со мной. — Вы не обязаны сообщать мне детали. Там был какой-то лейтмотив?
— Тепло, нежные прикосновения, глубокие поцелуи. Я представлял вас в своей квартире, лежащей в моей постели, наши тела сплелись вместе.
— Как вы себя чувствовали в этой фантазии?
— Возбужденным моей собственной нежностью к вам.
— Я хочу, чтобы вы подумали: что это желание говорит о
К моей радости, Марк совершил «прыжок»:
— Что я способен на нежные чувства и возбуждение одновременно?
Вот это было настоящее улучшение. Любовь поселилась в мире фантазий Марка, и он стал активнее в повседневной жизни. Помимо новообретенной уверенности он еще казался и менее гневным. Атмосфера в кабинете стала легче. Его улыбки перестали служить крышкой для котла ярости . Марк стал более счастливым мужчиной — и «на законных основаниях».
Когда Марк встал, собираясь уходить, он шел к двери медленнее, чем обычно, и задержался возле меня, что-то обдумывая. Я улыбнулась и ничего не сказала. Но щеки мои порозовели, и у меня возникла фантазия, как он прижимает меня к двери, целуя.
Я встала и зашла за свое кресло, бессознательно защищая себя от собственной фантазии — и, боже сохрани, возможности, что Марк прочитает мои мысли.
Это было так необычно! У меня никогда не возникало подобных мыслей ни об одном пациенте, а ведь, поверьте мне, немало привлекательных и интересных мужчин сиживали на моей кушетке, и некоторые из них были ненасытными ловеласами. И все же меня никогда не тянуло ни к одному из них.
Марк прошел мимо, надолго задержавшись на мне взглядом, и оставил одну — бродить, спотыкаясь, по кабинету, чувствуя себя растерзанной и расстегнутой — и виноватой, как будто я действительно сделала что-то очень неправильное.
Размышляя об этом сеансе, я осознала, что только что была свидетельницей чего-то выходящего за рамки обычной влюбленности, которая может возникнуть в любых терапевтических отношениях. До меня дошло, что главный сдвиг в личности Марка осуществился в его отношениях со мной. Он превращался из пассивно-агрессивного, внутренне раздробленного человека в активного, храброго и мужественного. Марк не был ни «гладиатором», ни «садовником» — он становился интегрированным мужчиной .
Марк рискнул поделиться со мной своими чувствами, и я вдохновилась его откровенностью. Мужество, думала я, необходимо для поддержания отношений. Марк продемонстрировал то качество, которого не хватало в жизни мне самой.
Я предпочитала расстаться с Рами или по крайней мере фантазировать о расставании, вместо того чтобы напрямую взглянуть в лицо нашим проблемам. Однако от своих пациентов я уйти не могла. Я должна была остаться с ними и обеспечить им чувство безусловного принятия, и это был тот самый процесс, который породил во мне новую силу, какой я никогда не знала в отношениях с мужчиной.
Я говорю о мужестве совершать отважные поступки, вместо того чтобы
Интимность требует мужества. Марк позволил мне увидеть его желания, зная, что будет отвергнут, и, видит бог, хотела бы я вручить ему за это медаль за отвагу!
Сколь многие из моих клиентов не могут довести до конца истинную перемену в своей сексуальности, потому что им трудно выставить на обозрение свои эротические желания! Почему? Это сопряжено с сомнениями в себе, страхом оказаться отвергнутым и страхом быть «другим» или «странным».
Вот почему работа в секс-терапии часто становится работой над общей уверенностью в себе : именно она необходима, чтобы справиться с интимностью. Раскрытие Марка передо мной было шагом к самопринятию и в конечном счете к его будущим отношениям.
Когда я задумываюсь об идеалах мужественности, в сущности, они оказываются теми же идеалами, которые нужны для успешности любых отношений. Разговоры с пациентами о том, какого рода мужчинами они хотят быть в отношениях, помогли мне определить важные вопросы, которые женщинам следовало бы задавать самим себе, ища мужчину.
Как он обращается с эмоциями? Способен ли он совладать с гневом и печалью — или взорвется, или запихнет их поглубже внутрь? Станет ли он наступать и атаковать — или отступит? Как он справляется со стрессом (ведь мир полон стрессов, и женщине необходимо знать, что человек, с которым она делит свою жизнь, сможет их преодолеть)? Комфортно ли он чувствует себя в любви, в дарении и принятии? Возможна ли между ними взаимная поддержка, когда каждый для другого — каменная стена и тихая гавань?
Способен ли он не утратить любовь, когда женщина его разочаровывает и отношения между ними становятся натянутыми? Может ли их любовь быть не той территорией, где они утратят себя и свои индивидуальные голоса, но такой, где они их обретут?
Помню, как в разговоре с подругой я выразила тревогу по поводу того, что в начале своей практики я хотела помогать женщинам, но стала в основном работать с мужчинами — и теперь гадаю, не утратила ли я свою изначальную цель. «Ты помогаешь женщинам, — отозвалась она, — и больше, чем можешь себе представить».
Я всерьез задумалась о том, как я помогаю пациентам формировать свой способ общения с женщинами. Я часто сталкивалась с вариациями «гладиаторского», воспитанного нашей культурой типа мужественности даже у кажущихся самыми мягкосердечными мужчин, и видела в этом реальное препятствие к их личностному росту.
Я была полна решимости сыграть свою роль в переопределении того, что это значит — быть мужчиной. Я хотела помочь им добраться до своей собственной природной мягкости, равно как и внутренней «мускулатуры».