Мужские игры
Шрифт:
– Это не надо любить, это надо пить, чтобы согреться и расслабиться. И потом, я же не заставляю тебя глушить ром стаканами.
Он поставил на стол две маленькие рюмки, налил себе примерно треть, Настину рюмку наполнил до краев.
– Залпом пить? – с нескрываемым страхом спросила она.
– Зачем же? Пей, как тебе нравится. Маленькими глоточками, если хочешь. Только обязательно съешь что-нибудь сначала, нет ничего глупее, чем пить на пустой желудок. Ты ведь не ужинала?
– Я ела. Честное слово.
– Могу себе представить. – Он усмехнулся и полез в холодильник за ветчиной, которую прислала Надежда
Открыв хлебницу, Леонид Петрович извлек получерствый хлеб и сделал Насте бутерброд.
– Ешь, чтобы я видел.
Она стала вяло жевать бутерброд, казавшийся ей совершенно безвкусным. Отчим поднял свою рюмку, повертел в руке, понюхал напиток и поставил на стол.
– Что, не нравится?
– Нравится. Хороший напиток.
– Тогда почему не пьешь?
– Тебя жду. Пить в одиночку – дурной тон, ребенок. Ты ешь, не торопись. Какие вести от Чистякова?
– Процветает. Читает лекции, они там пользуются бешеной популярностью. Звонит мне каждый день.
Настя слышала себя со стороны и удивлялась тому, что стала говорить короткими фразами. Это было ей несвойственно, обычно в присутствии отчима она расслаблялась, рассказывала все с подробностями и пространными остроумными комментариями, много смеялась. Теперь ее как подменили. Неужели отныне так будет всегда?
– Скучаешь без него?
– Не особенно. Некогда. Работы много.
Леонид Петрович между тем вытащил из кармана шариковую ручку, придвинул к себе бутылку с ромом и начал рисовать на этикетке. Настя с любопытством наблюдала за ним. Вот, значит, о чем говорила ей мама. Во время серьезного разговора один на один…
– С Сашей давно виделась? Как там у них дела?
– Нормально. Саня работает, Дашка сидит с малышом и лелеет мечту о втором ребенке.
Отчим помолчал, словно чувствуя, что разговор иссякает, и не зная, каким еще способом его оживить.
– Доела? Ну, давай выпьем, ребенок. Твое здоровье. – Он поднял рюмку.
– И твое, папа.
Отчим слегка пригубил ром и поставил рюмку. Настя сделала небольшой глоток, потом зажмурилась и выпила остаток одним махом. Напиток показался ей слишком крепким, она вообще любила только мартини, ничего другого не пила. Но сейчас выпила до дна в надежде, что пройдет скованность, мешающая ей вести себя нормально. Леонид Петрович снова взялся за ручку и этикетку.
– Чудная у тебя привычка, – не выдержала Настя. – Никогда не знала, что ты рисуешь на этикетках.
– Да ну? – вздернул брови отчим. – Неужели ни разу не видела?
– Ни разу.
– Странно. Впрочем, ты никогда не была особенно внимательной.
– Папа…
– Да я не в упрек, – засмеялся он. – Просто отмечаю. Хотя ты действительно могла этого не знать, в компаниях я себе такого не позволяю, а вдвоем мы с тобой, по-моему, не пили ни разу. Или я ошибаюсь?
– Не ошибаешься, сегодня это впервые.
– Тогда извини, беру свои слова обратно.
Он снова поднес рюмку к губам, отпил еще немного.
– Мне не предлагаешь? – спросила Настя.
– Тебе уже хватит. Для того чтобы согреться и снять озноб, вполне достаточно одной рюмки. Разве не помогло?
– Помогло, – призналась она.
– Ну и хватит. Если хочешь, добавь в чай капельку, тоже хороший эффект дает.
Настя поставила чашки и разлила чай. Ром и в самом деле подействовал,
– Покажи, как ты разрисовываешь этикетки, – попросила она.
Леонид Петрович пододвинул к ней бутылку и взял в руки чашку с горячим чаем. Настя рассматривала этикетку с заштрихованными светлыми участками.
– Забавное художество. – Она заставила себя улыбнуться и удивилась, что это у нее получилось без особых усилий. – Ты только штрихуешь или рисуешь что-то свое?
– Когда как. Если на этикетке есть чей-нибудь портрет, то обычно трудно бывает удержаться, начинаю его уродовать. Усы пририсовываю, бороду, прическу меняю – короче, что в голову придет. Иногда до смешного доходит.
– Даже до смешного? – недоверчиво переспросила Настя, искренне не понимая, что тут может быть смешного.
– А ты как думала! Человек не всегда себя контролирует, и от этого получаются всякие конфузы. Кстати, вот тебе пример. Помнишь, я приходил к твоему начальнику за аналитическими материалами? Ты тогда еще на меня собак спустила, обвинила в барстве и во всех смертных грехах.
– Помню.
Сердце у нее заныло от недоброго предчувствия, хотя она не смогла бы сейчас сказать, чего боится. Все самое страшное уже и так произошло. И продолжает происходить прямо сейчас и прямо здесь.
– Ну вот, я же к нему с бутылкой пришел, как положено, я правила знаю и неукоснительно их соблюдаю, к мужикам даже по серьезному делу без бутылки ходить не принято, а уж по такому, как у меня, – и подавно. Пить при этом необязательно, но принести должен. Прихожу, представляюсь, знакомлюсь, объясняю, зачем явился, он кнопки нажимать начал, дал тебе, как сейчас помню, двадцать минут. Так?
– Так, – подтвердила она.
– А после этого возникает неловкая пауза. И вот в этот момент я и решил, что пора бутылку дарить, чтобы паузу чем-нибудь заполнить. Мельник твой как гостеприимный хозяин тут же рюмашки достает, разливает, выпиваем мы с ним по чуть-чуть, чисто символически, для знакомства, и начинаем трепаться о всякой ерунде. Я по привычке беру со стола карандаш и начинаю рисовать, а на той этикетке чья-то рожа была, и вот я рисую, рисую, себя не контролирую, все внимание на Мельника, а потом вдруг замечаю, что из рожицы этой точный портрет твоего начальника сделал. Представляешь? Неловко – ужас! Думаю, уйду я, он бутылку в сейф уберет и на этикетку, естественно, не посмотрит, а потом с кем-нибудь выпивать сядет, тогда и заметит. Хорошо, если он сам, а если тот, с кем он пить будет? Я же не абсолютный портрет сделал, а шарж, злой и очень узнаваемый. Одним словом, кручусь, как уж на сковородке, не знаю, как из ситуации выходить. Но тут, слава богу, ему кто-то позвонил по телефону, он отвлекся, так я у него со стола ластик схватил и стер свои художества.
– Да, лихо. Ну и как, допили вы бутылку в тот раз?
Настя была уверена, что произносит слова, но почему-то их не слышала. Чувствовала, как шевелятся ее губы, но не слышала ни звука. Ей стало страшно, но в ту же секунду слух вернулся к ней.
– Что ты, нет, конечно. Я же говорю, приняли по чуть-чуть для знакомства, рюмки только один раз поднимали. Вообще твой начальник не произвел на меня впечатления пьющего человека. Да и я не алкаш, ты же знаешь. Ну все, ребенок, я, пожалуй, двинусь, поздно уже.