Мужские игры
Шрифт:
– Ну, уж как с вором.
– Забелин поднялся налить кофе и успокоительно пожал хрупкие, но авторитетные плечи представителя одной из мощнейших чеченских диаспор, сподвижника и советника всесильного прежде Хасбулатова.
– Не тебе объяснять, Аслан Магомедович, есть банковская технология. Нравится это кому-то или нет, но она как щит - предохраняет банк от чрезмерных рисков, а значит, от разорения.
– Знаю я эту вашу технологию, - осторожно загорячился обидчивый чечен.
– На каждый рупь по залогу. Люди все решают. Вот есть ты. Ты мне веришь, потому что видишь - дело Курдыгов делает. И ты знаешь,
– В этом-то и проблема, - не поддался на грубую лесть Забелин.
– Все ведь понимают, что залог твой на деле - бумажка. А значит, и кредит твой, случись что, - бжикнется. И ты на моих не обижайся, Аслан Магомедович. Они перед банком ответственны. Потому и с тобой... опасливы. Это не к тебе недоверие. По большому счету правительству доверять мы не имеем права.
Он нагнулся над селектором:
– Дерясина ко мне. Он протянул чашку гостю.
– Проценты хоть выплатил?
– Набрал. С трудом, но набрал. По людям прошел. У меня ж перед тобой слово было. Тоже сказать - ставки у вас... как на врага.
– Твоя правда, Аслан Магомедович. Не работаем, а круговую оборону держим... Заходи, заходи, - пригласил Забелин.
В кабинет заглянул и, дождавшись подтверждающего кивка, направился к сидящим Андрей Дерясин. В левой руке предусмотрительного Дерясина была зажата папка с крупной надписью "Курдыгов товар".
– Здравствуйте, Аслан Магомедович!
– Он протянул руку, и Курдыгов, неспешно обозначив встречное движение, вложил в нее холеную свою ладошку.
Дерясин насупился, - общение с заносчивым Курдыговым жизнелюбия кредитному инспектору не добавляло. - Что с процетами по кредиту Аслан Магомедовича?
– поинтересовался Забелин. - Да проценты-то позавчера заплатили, - неохотно подтвердил Дерясин.
– Стало быть, обязательства выполняют.
– Да это как посмотреть. Ежели совсем объективно...
– Объективно. Но с оптимизмом!
– Забелин рассмеялся.
– Готовь к пролонгации на три месяца. Визу я поставлю. Нужное дело Аслан Магомедович делает, - успокоил он хмурого кредитника.
– Трудное, но нужное. Кому ж поддержать, как не нам? Но, Аслан Магомедович, мы тоже на пределе. Третье продление кредитного срока - не шутка. Банку под нее придется создавать дополнительные резервы, а значит, нести потери. Так что не обессудь, но при первой же просрочке платежей будем взыскивать.
Раздался телефонный звонок.
– Слушаю.
– Это Чугунов, - послышалось на другом конце провода. Собственно, начальник аппарата президента мог бы и не представляться, а просто, по своему обыкновению, не обращаться к собеседнику. Забелин даже поражался, где исхитрился тридцатилетний Чугунов подхватить через десятилетия стиль общения сталинского секретаря Поскребышева. Может, социальный ген взыгрывает?
– Шеф срочно приглашает.
– Только расстались.
– Приглашает немедленно, - неприязненно
Звонок этот вернул Забелина к происшедшему после правления. Еще накануне, на семинаре в Сосенках, когда решились они на сегодняшний разговор с Второвым, ни один из них - уж сам-то он точно - не предполагал прямого разрыва. Допускалась, конечно, учитывая нетерпимость президента и проявляющуюся злопамятность, попытка с его стороны убрать кого-нибудь из недовольных. В последнее время, презрев всяческие управленческие каноны, он вовсю развлекался "тасованием" кадровой колоды. И они договорились дружно защищаться.
Но агрессивная готовность Второва изгнать правление в полном составе под угрозой собственного увольнения Забелина, как и остальных, оглушила.
И когда сразу после заседания перехватил его Керзон с предложением консолидироваться перед советом директоров, за чем едва скрывалась очевидная попытка смещения Второва, Забелин насупился:
– Я в эти игры не играю.
– Игры нам Папа навязывает. Или без суеты сдадим банк, который завтра же молодые сопляки - выдвиженцы и взорвут? Разве для того столько лет бок о бок отстраивались? Неужто не понимаешь, что поодиночке он нас разорвет?
– Все так, Палыч. Но - без меня.
– Твое слово для совета важно.
– Без меня, извини.
Была за всем этим одна вещь, через которую не мог он переступить и которую сам определял как "первичность права". Таким правом обладал когда-то любимый его учитель академик Мельгунов, настойчиво подталкивавший молодого Забелина в заведующие лабораторией, а потом вдруг, накануне назначения, категорически потребовавший его увольнения из института. И хоть причину внезапной этой перемены так и не узнал, и хоть до предела увлечен был научной работой, и влиятельные, уровня Мельгунова, люди уговаривали остаться, обещая покровительство, против воли учителя не пошел - просто уволился.
Такое же первичное право признавал он и за Второвым, пригласившим семь лет назад присоединиться к модному перестроечному начинанию - создать молодежный банк. Никто тогда, кроме автора идеи, кипящего возбуждением Второва, не верил в прочность нового дела. Потом уж от неуемной его энергии подпитались и остальные. И банк стартовал.
На сегодняшнем правлении Забелин утвердился в созревавшем опасении - перерождающийся Второв становится для банка из созидательной столь же мощной разрушительной силой. И все-таки за ним было первичное право человека, пригласившего в дело. И альтернатива, по понятиям Забелина, сузилась теперь до размера беговой дорожки - либо продолжать бежать за лидером в одной команде, либо сойти с дистанции. Либо с Второвым, либо без него. Но не против него.
А потому, поняв, что разговор с Керзоном лишь прелюдия к долгим и мучительным переговорам с другими, Забелин решился. Обогнув поджидавшего его с искательным лицом Савина, он прошел в комнатку руководителя аппарата, вытащил из принтера лист бумаги, размашисто написал короткое, без аргументации заявление об увольнении и положил перед опешившим Чугуновым. После чего миновал гудящий банковский ресторанчик, где стихийно продолжилось заседание свергаемого правления, и отбыл в аэропорт. Озадаченный Забелин положил трубку.