Мужские игры
Шрифт:
Что-то Забелина от этих сегодняшних второвских виражей начало потряхивать.
– Думаю то же, что и перед этим: ты банк создал, это правда. Ты его, если не одумаешься, и развалишь.
– Это с чего бы такое пророчество?
– Пророчество нехитрое. Талантов в свой ровень пугаться начал. Потому и холуев вкруг себя развел немерено.
"Петровские" усики Второва принялись подергиваться в преддверии нарождающейся, но сдерживаемой еще вспышки гнева. Вспышки эти, предупреждаемые характерным подергиванием, проявились, по наблюдению
Впрочем, отделить здесь игру от неподдельной реакции было теперь невозможно - в последний раз, будучи на вилле у Папы, Забелин нашел там полную видеотеку фильмов о Петре - президент пропитывался то ли образом, то ли сутью.
– Все-таки хорошо, что я тебя из правления вышиб.
– Второв поднялся.
– Теперь увидимся не скоро. Так что желаю. И помни - успех в скрытности. Об истинной цели лишь мы двое знаем. Чтоб никакие Онлиевские даже не принюхались. Чуть пронюхают выгоду - всей сворой кинутся. И какие там после них технологии? Выжженных площадей и то не останется.
Он шагнул к двери.
– Да, приказ о твоем понижении я уже подписал. Само собой, за дискредитацию, - как о чем-то разумеющемся припомнил он.
– Само собой, - поразился Забелин.
– Ну, я ж главного фрондера не могу подобру отпустить. Кадры не поймут. Да и другим чтоб неповадно. Потом, вижу, несмотря на мое указание, охранника ты себе так и не взял. За это тебе отдельно влеплю.
– А вот за это как раз и не влепишь - охрана мне с сегодняшнего дня не положена.
– Ах да.
– Второв расстроился: то ли оттого, что Забелин больше не член правления, то ли от невозможности объявить дополнительное взыскание.
Он распахнул дверь в заполненный приехавшими с ним людьми предбанник, и лавина голосов, составленная из громкого, раздраженного голоса Второва и вкрапливающихся глухих, зализанных звуков, выкатилась на улицу.
И сразу по-особенному тревожно сделалось в особнячке. Забелин сквозь приоткрытую дверь с интересом смотрел, как тихонько вытекали из приемной бурлившие перед тем сотрудники. Все уже знали, что президент приезжал объявить бывшему фавориту об опале.
Зашел угрюмый Дерясин:
– Кредитный комитет проводить будете?
– Сами проведите.
– Указания?
Забелин припомнил теснящего его в угол горячащегося Баландина.
– Как наметили, так и решайте.
– Угу. Похоже, уходите все-таки.
– Как раз нет. На другое дело становлюсь. Недвижимость скупать буду. - С чего бы это вас в купцы?
– Дерясин тряхнул головой.
– А кредитование, что от и до вы поставили, Баландину на поток и разграбление?
– А вы на что?
– Мы?!
– Человек пять могу взять с собой. Поговори с ребятами, кто хочет. Хотя, возможно, таких условий, как на кредитовании, не будет. Тебя, увы, не приглашаю - еще неделю назад представление о твоем выдвижении на заместителя начальника управления послал.
Дерясин глянул недоуменно и, не оборачиваясь, вышел.
Едва он ушел, как впорхнула секретарша. Огромные и вздернутые, словно крылья бабочки-махаона, ресницы ее - результат многочасовых косметических усилий - обиженно подрагивали.
– Тихо как стало, - заметил Забелин.
– Попрятались со страха. Прознали, что Второв вас выгоняет. Вы из них людей сделали. А они - как тараканы.
– Стоит ли так категорично, Яночка? У людей семьи. Это мы с тобой - снялись да полетели. Ты - по молодости. А я - старый летун.
– Тоже мне старый, - поощрительно хмыкнула Яна. Подражая кому-то, провела язычком по пухлым губам.
– Всего-то тридцать пять. По нынешним временам, можно сказать, мальчишеский возраст. Алексей Павлович! А у меня билет лишний подвернулся - на "Виртуозов Москвы". Может?..
– Классика? Уволь, солнышко! У меня на нее с детства аллергия, еще когда родители часами за пианино заставляли просиживать.
Это был не первый случай, когда у Яны случайно оказывались лишние билетики, и находить аргументы для отказов становилось затруднительно.
– А правда, что вы меня в филиал переводите?
Вот и истинная причина сегодняшнего демарша.
– Ну, ты ж взрослая девочка, понимать должна. Все-таки на третьем курсе экономфака, пора расти над собой, набираться профессии. Хватит в секретаршах отсиживаться. И мама твоя просила.
– Ее-то какое дело?
– Вообще-то она тебя сюда все-таки...
– Да идите вы все!
– зло вскрикнула девочка.
– Делайте что хотите!
Она вышла, естественно, со значением хлопнув дверью. Еще одна абсолютно ненужная проблема. Забелин подошел к окну. Во дворе, под китайским деревом, о чем-то спорили Снежко и Дерясин. На лицах их не было привычных ухмылочек, - значит, ругались нешуточно. Эдик, ухватив Андрея за лацкан пиджака, яростно рубил воздух, что-то вколачивая в друга. Дерясин же редко, устало отругивался, по своему обыкновению, упрямо морща лоб.
Какой поразительный день. В девяносто первом году взметнулась над страной кувалда ГКЧП, и в какой уж раз брызнули по всему миру российские мозги. Среди эмигрировавших был и Максим Флоровский - лучший забелинский друг, светлейшая голова и первый институтский хохмач.
Спустя год, после того как Мельгунов внезапно выгнал Забелина из института, он пришел в банк. И вот теперь, в девяносто восьмом, похоже, очередной круг замкнулся: только что он получил задание скупить институт для банка, и в тот же день после восьмилетнего молчания из шереметьевского небытия возник Максим Юрьевич Флоровский.