Мужской взгляд
Шрифт:
Джози заставляла его терять самообладание, утрачивать контроль над собой. Который он вырабатывал на протяжении всей жизни. А что, если, обезволенный, он гораздо больше походил на отца, чем ему самому хотелось признать?
Стоя в лучах заходящего солнца, Хьюстон смотрел на Джози и размышлял, не пора ли приступить к решительным действиям. Она была чертовски опасна.
Но тут она улыбнулась, блеснув восхитительными ямочками на щеках и белоснежными зубами.
– Это, пожалуй, не самая хорошая мысль, – заявила она, расстегивая пуговицы на топе. – Я наверняка шлепнусь носом
Торжественная серьезность, с которой она говорила, рассмешила его, прервав кислый настрой. Он мог опасаться Джози, но, черт возьми, не в силах устоять перед ней.
– Ладно, не будем. – Стыдно испортить такую образцовую улыбку. Он коснулся кончика ее носа: – Что-нибудь еще, что мне следует узнать о тебе, прежде чем мы войдем? Какие-нибудь медицинские требования или физические ограничения?
– Я не могу коснуться пальцев на ноге, – сжав губы, кивнула она.
Хьюстон рассмеялся столь неожиданному ответу.
– Я буду иметь это в виду. – Он взял ее за руку и подтянул поближе, чтобы они могли шагать вместе.
Он держал в руке ее нежную бледную ручку и старался не думать о том, что никогда не делал этого с женщиной. Он уже перешел к столь близким отношениям с Джози, каких никогда не позволял себе ни с кем другим.
Черт, а ведь он не держал женскую руку, с тех пор как ему стукнуло семнадцать, – со времен выпускного бала. А затем это случалось только для фото. Конечно же, он касался женщин, но это было лишь прелюдией к сексуальным играм или частью их. Никаких тебе прогулок под ручку, поглаживаний плеч или спины, просто поцелуй, «привет» и «прощай», подальше от его матушки и Кори.
Никто также не касался его спины. Женщины интуитивно чувствовали, что ему не нравилось это. Он не любил интимных прижиманий и не проводил с женщинами целую ночь. Душ или ванну он принимал только после ухода гостьи.
Он вдруг ощутил холод и одиночество.
Ему хотелось дотронуться до Джози и чтобы она вернула ему это прикосновение! Не терпелось почувствовать всю ее в своих объятиях. Чтобы она позволила ему зарыться в ее пухлом округлом теле, погружаться в нее, пока он не ощутит подлинный смысл жизни, удовлетворенность и счастье.
В общем, он овладеет ею, получит ее. А все остальное чушь, следствие излишнего возбуждения, делавшего его жалким и безвольным. Он уже был доволен жизнью. В его строго охраняемом сердце не находилось места для чего-либо другого.
И все же он ласкал эту женскую руку. Ему нравилось, когда их плечи чуть касались друг друга на ходу, а в ее глазах таилось ожидание, предвкушение безграничного наслаждения, которое проникало сквозь его защитные заграждения и заставляло счастливо улыбаться.
Что-то происходило, причем не очень хорошее. Ее рука в руке Хьюстона вызывала учащенное сердцебиение, дышать стало трудно. Она не была готова воспринять его в новом качестве. Такое доброе, почти нежное и удовлетворенное молчание, что ей захотелось закричать и забиться в агонии.
Господи, она совершает ошибку. Она не может так вести себя, не должна оставаться индифферентной и беспечной в ситуации, когда ей предлагали быть просто любовниками.
Джози не такая. Когда мужчина затронет, пробудит ее женское естество, она никогда больше не сможет смотреть на него как равнодушная, незаинтересованная сотрудница.
И тут ее понесло, она начала болтать. Долго, проникновенно и ни о чем.
– Что-то сегодня жарковато, градусов за тридцать, а ведь уже середина сентября. – Она запнулась и добавила: – Вот почему я коротко постриглась, ты же знаешь. – Естественно, он этого не знал, она несла полнейшую чушь. – Здесь всегда так жарко.
Молчание, Она выждала пять секунд, затем снова раскрыла рот:
– Ты никогда не собирался сделать татуировку? – Она подняла руку, которую он все еще держал в своей, и ткнула пальцем себе в голое плечо, Костяшки его пальцев коснулись ее тела, вызвав у нее легкую дрожь. – Я, может, сделаю. Вот здесь. Розу или что-то в этом роде. Правда, сейчас она, пожалуй, будет выглядеть на мне ужасно. Я слишком бледная, и вообще мое тело словно рыхлый творог. И роза на мне будет смотреться как кровавое пятно.
Хьюстон не произнес ни слова, не издал ни звука, чтобы спасти ее от самой себя. Он просто провел ее по дорожке к дому с дверью цвета коралла. Не отпуская ее руки, он проворно сунул ключ в скважину и повернул. Неужели он не видит, что, отпусти он ее сейчас, она может умчаться прочь, словно пугливый кролик?
– Хм… – В голове царила пустота. Ей хотелось сказать что-нибудь умное, светское, выдержанное. Но поскольку ничего подобного не пришло в голову, она промолчала.
Дверь бесшумно отворилась. Хьюстон обернулся, его голова склонилась к ней, губы прижались к обнаженному плечу. Она испустила испуганный вздох. Горячий язык прошелся по плечу, словно обследуя каждый мускул и косточку. Ее вновь сотрясла дрожь, желание пронизало все тело.
Она была взвинчена, напряжена и зла на него за то, что он тискал ее, и в то же время жаждала этого. Она находилась в напряженном ожидании с того дня, когда он поцеловал ее, точнее, даже с той самой минуты, когда она впервые встретила его. И именно сейчас она хотела получить все.
Утихомирить, насытить свое тело и вновь обрести нормальную, ровную походку.
– Нет, ты не рыхлый творог. Ты словно сливки, молочно-белые и сладкие, и мне так и хочется вылизать тебя, всю без остатка, – тихо шептал Хьюстон ей на ухо.
Подходящий момент для подобных речей. Чтобы опустошить ее. Похоже, рядом с Хьюстоном она либо болтает без умолку, либо стоит, онемев, с широко распахнутыми глазами. Она лишь безмолвно кивнула: «Да, пожалуйста, Вылижи меня, всю».
Его пальцы сначала теребили пуговицу на ее топе, затем легко скользнули в низ живота, а язык неторопливо прошелся вверх по плечу до самой шеи, оставив влажный след на пылающей коже.
– А может, не надо входить? – Они все еще стояли в дверях, и хотя вход был окружен небольшим кустарником, а напротив виднелся всего один кондоминиум, Джози казалось, что она выставлена напоказ.