Мужья и любовники
Шрифт:
– Я словно кинозвезда, – похвасталась Кэрлис, рассказывая Норме, как она делала покупки и повсюду за ней следовал роскошный лимузин. – Или миллионерша!
– Ты и выглядишь почти как миллионерша, – сказала Норма, с горечью отмечая, что Кэрлис меняется, и с еще большей горечью – что сама она остается прежней. Она все еще работала в телефонной компании, все еще имела двадцать пять лишних фунтов веса, все еще жила с Банни и Элис в тесной двухкомнатной квартире. Норма старалась не завидовать Кэрлис, и ей это почти удавалось. В конце концов, они были подругами, и Норма желала Кэрлис
Глядя в льстящее ее самолюбию зеркало, которое держал перед ней Кирк Арнольд, Кэрлис и чувствовала себя, и вела по-иному, не так, как раньше. Она была не так скованна, не так старалась всем угодить и всем понравиться – словом, она не хотела больше быть тряпкой, о которую вытирают ноги. И относиться к ней тоже стали по-другому. Уинн уже перестал считать ее куклой, которая всегда под рукою, и отец тоже.
– Я все думаю, может, нам стоит съехаться, – сказал Уинн, который никак не мог привыкнуть к тому, что у Кэрлис могут быть свои дела, когда ему вдруг захочется ее увидеть. От него не ускользнуло то, что мужчины теперь по-другому смотрят на нее, да и сама она выглядит и ведет себя иначе. Она в точности отвечала образу женщины, которую, считал Уинн, он заслуживает и которая должна ему принадлежать. – Как ты насчет того, чтобы начать жить вместе и официально объявить об этом? Я присмотрел квартиру недалеко от себя. Ее вполне хватит для двоих. И берут недорого. Она поступит в аренду через месяц.
Год назад она надеялась, Бога молила, чтобы Уинн наконец решился. Но теперь, когда у нее была интересная работа, с которой она превосходно справлялась, Кэрлис поостыла. К тому же на фоне уверенности, которую излучал Кирк, Уинн казался личностью тусклой, а стиль его поведения – искусственным.
– Нет, не получится, – сказала Кэрлис холодно, в тоне, каким иногда разговаривала теперь на работе. Равновесие в ее отношениях с Уинном нарушилось в ее пользу. Она была почти жестока с ним – притом намеренно. Гордиться собою по этому поводу она считала возможным, но и поделать ничего не могла. В свое время он слишком сильно заставил ее страдать, и теперь, видя, что Уинн переживает то же самое, что и она когда-то, трудно было устоять перед соблазном мести. – У меня слишком много работы.
Теперь, пообещав позвонить, он и в самом деле звонил: он даже начал посылать ей цветы. Чем меньше он становился ей нужен, тем больше была нужна она ему.
– Ты работаешь в воскресенье днем? – спросил отец по телефону. В голосе его звучало удивление, раздражение и недовольство. – Не сможешь прийти в это воскресенье? Да что это за работа, в конце концов?
– Важная работа, – ответила Кэрлис своим новым холодным, «для работы», тоном.
– Она для тебя важнее отца?
– Важнее, чем покупка еды для отца, – ответила она, почти физически ощущая, как рвутся старые цепи, которые некогда так сковывали ее. – Сегодня прекрасный день. Почему бы тебе самому не прогуляться до супермаркета?
– Но я никогда там не был, – сказал он. Он не хотел идти ни в какой супермаркет. Он хотел, чтобы она сходила. Он не хотел сам заботиться о себе. Он хотел, чтобы она позаботилась.
– Ну так используй такую редкую возможность, – живо и весело откликнулась Кэрлис, но все же, прощаясь, согласилась зайти как-нибудь вечером и выписать
Привлечь к Хауарду публичное внимание оказалось прекрасной идеей. Банкиры, которые раньше и в грош его не ставили, теперь к нему переменились, а конкуренты снова начали воспринимать «Суперрайт» всерьез.
– Как это вам пришло в голову? – спросил Кирк Арнольд.
Разговор происходил летом 1974 года – тем историческим летом, когда Ричарда Никсона сменил в Белом доме Джеральд Форд.
– Это не мне пришло в голову, – ответила Кэрлис. – Это была ваша мысль. Разве вы не помните?
– Да нет, – настаивал он, явно желая отдать ей приоритет. – Это вы первая придумали, эта ваша идея.
– Вы ошибаетесь, – не менее настойчиво возразила Кэрлис. – Я точно помню, что это было ваше предложение.
Кирк посмотрел на нее и пожал плечами, прекращая эту странную перепалку в духе «только после вас, Альфонс». Оба рассмеялись.
– Сколько раз, между прочим, мы говорили на эту тему? – спросил он. Ни с кем ему не было так легко, как с Кэрлис, однако же Бонни ошибалась, решив, что он завел с нею шашни. Она была слишком строгой, слишком деловой женщиной. Просто Бонни ревновала к ней.
– Не знаю, – сказала Кэрлис, сияя и явно наслаждаясь этим заговором двоих. – Пожалуй, каждый день – во всяком случае, мне так кажется.
Кирк и Кэрлис постоянно были вместе – на совещаниях по маркетингу, на встречах в отделах, на деловых обедах. Они вместе разъезжали – в Омаху, где Хауард держал речь на конгрессе Национальной ассоциации производителей, организованном Кэрлис; в Вашингтон, где он выступал свидетелем на сенатских слушаниях по поводу безопасности электронной видеотехники, – к организации этих слушаний Кэрлис тоже приложила руку, и благодаря им Хауард Мэндис и «Суперрайт» получили бесценную возможность предстать на экранах телевидения перед всей страной; на торговые выставки в разные утолки страны, где они исследовали новые рынки сбыта. Кирк все более убеждался в том, что машинки не имеют перспективы и надо вырабатывать новую стратегию на восьмидесятые годы.
Каждый день, каждый час Кэрлис и Кирк чувствовали, что им надо быть вместе. И не только надо – такая жизнь все более захватывала их. Передавая бумаги, они прикасались друг к другу – пусть хоть на мгновение. У входа в ресторан Кирк часто поддерживал Кэрлис за локоть, помогая переступить порог, и она ощущала его прикосновение, как ожог. В кабинете, когда они сидели рядом за столом Кэрлис, он наклонялся к ней, вдыхая запах ее волос и колоссальным усилием воли удерживаясь от того, чтобы не прижаться к ним.
– У нас потрясающее взаимное притяжение, – сказал Кирк. – Я понял это сразу, как увидел вас.
– И я тоже, – сказала Кэрлис, вспоминая свои ощущения и дивясь тому, что не хотела поверить себе. Робкая, пришибленная Кэрлис осталась в прошлом. Она тщательно избегала всего, что напоминало о том, какой она была, сознательно и инстинктивно превращая себя в удачливую преуспевающую женщину.
Кирк и Кэрлис были правы. Однако им не приходило в голову, что реакции, которые естественны в лаборатории, могут быть опасны в рабочем кабинете.