Музыка души
Шрифт:
Уроки пошли гораздо успешнее – первоначальная робость начала отступать, и Петр Ильич даже замечал, что пользуется сочувствием своих учениц. Глупые ошибки и небрежность по-прежнему сильно злили его, но он старался не срывать раздражение на учениках, только хмурился и недовольно смотрел на них. Однако порой терпения не хватало. Когда одна из учениц без тени сомнения сдала ему работу, в которой у восьмушек хвостики были прописаны с другой стороны, Петр Ильич просто перечеркнул всю страницу красным карандашом и сердито заметил:
– Вам раньше надо пройти науку о хвостах, а потом уж по гармонии решать
Девушка заметно обиделась. Ну, о чем можно говорить с человеком, который оформить свою работу правильно не может, да еще и обижается при этом! Думают – это мелочи, не хотят понимать, что именно из мелочей состоит великое.
Помимо занятий с учениками, Петр Ильич участвовал в составлении программ по теоретическим предметам и в административной работе. В тот год постоянно проходили комитеты и прения по поводу консерватории, которая открывалась в сентябре. Петр Ильич стал одним из составителей устава и написал огромную инструкцию инспектора, которую приняли без изменений.
Николай Григорьевич, по-прежнему заботившийся обо всех сторонах жизни своего коллеги, привел его в Артистический кружок: центр, в котором собирались писатели, артисты Малого театра, музыканты и вообще люди, интересовавшиеся искусством и литературой. Находился он на Тверском бульваре в величественном белом здании с колоннами.
Собрания кружка не имели определенной программы, но почти всякий день устраивалось что-нибудь интересное. Нередко проводились чтения новых литературных произведений, музыкальные вечера. В числе посетителей бывало много дам, для которых организовывались танцы, причем в роли тапера выступали все пианисты, начиная с Рубинштейна.
Там Петр Ильич познакомился с Александром Николаевичем Островским, творчеством которого давно восхищался, и Алексеем Николаевичем Плещеевым. С обоими литераторами сразу завязались дружеские отношения.
***
На весенних каникулах Петр Ильич ездил в Петербург повидать отца и близнецов. На обратном пути в поезде во время остановки, когда пассажиры пили чай, получили известие о покушении Караказова на государя. Оно дошло в неясном виде, и все вообразили, что император умер. Одна из попутчиц по этому поводу проливала слезы, другая – восхваляла качества нового государя. И только в Москве Петр Ильич смог узнать все точно.
По этому поводу в Первопрестольной творилось нечто невообразимое. В Большом театре, где давали «Жизнь за царя», во время спектакля, как только на сцене появлялись поляки, весь театр вопил:
– Долой! Долой! Долой поляков!
А в последней сцене, где поляки должны были убить Сусанина, Демидов, исполнявший эту роль, начал драться с хористами-поляками. Будучи силен, он многих повалил, а остальные, видя, что публика относится к происходящему с одобрением, попадали. Торжествующий Сусанин удалился невредимым, грозно махая руками, при оглушительных рукоплесканиях. В конце на сцену вынесли портрет государя и началась невероятная кутерьма. И все из-за того, что в покушении на императора подозревали поляка.
После свидания с родными тоска по ним проснулась с новой силой. С лихорадочным нетерпением ожидал Петр Ильич лета, когда собирался поехать к сестре в Каменку, то
Весной он начал работать над своим первым крупным произведением – симфонией «Зимние грезы», но работа шла вяло. Много времени уходило на уроки, посещение Артистического клуба, визиты к знакомым. Нервы расстроились донельзя, и даже стали посещать мысли о скорой смерти и страх, что он не успеет закончить симфонии. От переутомления нарушился сон, и начались апоплексические удары. Как обетованного рая ждал Петр Ильич лета, надеясь отдохнуть в Каменке, забыть все неудачи и поправить здоровье.
Однако планам не суждено было сбыться из-за проблем с дорогой, и вместо этого Петр Ильич приехал в Петербург. Зря потратившись на билет до Каменки, он остался почти без денег. С вокзала он сразу пошел к тете Лизе, но ее квартира оказалась переполненной, ночевать у нее не представлялось возможным. В лицах, готовых приютить его, недостатка не было, но полностью отдавшись радости свидания с братьями, Петр Ильич не заметил, как прошло время до вечера. А расставшись с ними, постеснялся беспокоить кого-либо на ночь глядя. Денег на гостиницу не было, и всю ночь он провел, гуляя по улицам и сидя на скамейке Адмиралтейского бульвара.
Несколько дней спустя пришло приглашение от Александры Ивановны Давыдовой провести с ее семейством лето на даче под Петергофом. Отправив все-таки Толю к сестре, Петр Ильич принял любезное приглашение и вместе с Модей на все лето поселился у Давыдовых. Неподалеку от них жил отец, и частые свидания с ним прибавляли прелести летней жизни.
В окрестностях Петру Ильичу особенно нравилась Сергиевская пустынь, куда он с удовольствием ходил по субботам ко всенощной, а в воскресенье – на литургию.
На даче он усиленно работал над симфонией и потому днем предпочитал гулять в одиночестве, не беря с собой даже Модеста, что сильно обижало последнего. Но Петру Ильичу необходимо было одиночество – во время прогулок он обдумывал темы симфонии. Живописная природа, с детства звучащая для него разнообразными мелодиями, подталкивала творческую мысль, помогала преодолеть трудности. А вот общество, даже самого близкого человека, только помешало бы. Так что с семьей Петр Ильич виделся лишь по вечерам, зато тогда уж полностью отдавался в их распоряжение. Они совершали экскурсии пешком в ближние леса, на экипаже – в Стрельну, Михайловское, Знаменское и Петергоф. Когда все собирались в гостиной, он играл на рояле. С особенным удовольствием он исполнял «Рай и Пери» Шумана, каждый раз требуя особенного внимания, когда наступало появление героя перед грозным властителем.
– Выше этого ничего не знаю в музыке! – неизменно утверждал Петр Ильич.
Несмотря на усидчивость и рвение, работа над симфонией продвигалась тяжело: сказывались неопытность и непривычка к композиторским приемам. Петр Ильич работал по ночам, когда все расходились спать, стремясь как можно быстрее закончить. Изнуряющий труд убивал сон, а бессонные ночи парализовали энергию и творческие силы. Получался замкнутый круг, от которого нервы пришли в крайнее расстройство. Его начали преследовать галлюцинации, находил ужасающий страх чего-то и чувствовалось полное омертвение всех конечностей.