Музыка и музыканты
Шрифт:
Несколько секунд зал молчал. Потрясенный, замерший. Никто из нас никогда не подозревал, сколько трагической силы скрыто в этой, как мы считали, не очень серьезной музыке.
Но что самое удивительное Ферреро ведь не только не изменил ни одной ноты, — все оттенки, указанные композитором, были сохранены. Там, где у композитора указано усилить звучность, он усиливал; там, где у композитора поставлено «диминуендо», то есть «затихая»,— звук действительно затихал. Где стояло «форте», то есть «громко»,— оркестр звучал сильно и ярко, где стояло «пиано», то есть «тихо», — оркестр пел нежно, чуть слышно. Одним
Очень жаль, что никак нельзя уже узнать, слышал ли сам Сибелиус (по времени он мог слышать) свой вальс в исполнении Ферреро и что он говорил по поводу такого исполнения: и Сибелиуса и Вилли Ферреро уже нет в живых. Впрочем, кто знает, может быть, когда-нибудь в воспоминаниях о композиторе мы и прочитаем об этом[28].
Вот как бывает. И это не чудо, не фокус. Это — творчество. Каждый исполнитель понимает и чувствует музыку по-своему и по-своему передает ее нам.
Потому-то и не могло быть скучно счастливцам, которые по 2—3 раза в вечер слушали одно и то же произведение.
Девять человек — это девять разных характеров, девять разных темпераментов, девять разно мыслящих умов и чувствующих сердец.
Одному удаются лучше всего блестящие, виртуозные места концерта, у другого превосходно звучат лирические, грустные места — и потому лирической грустью, поэзией, окрашен весь концерт. У третьего все получается превосходно, но чуточку суховато, сдержанно. Что поделаешь, такой уж характер — скрытный, собранный, никак не «выплеснуться», не открыть душу до конца. А четвертый — тот как будто бы думает, размышляет за роялем, делится с нами этими мыслями, и музыка звучит серьезнее, глубже, чем у других.
Слушаешь, сравниваешь: одно нравится больше, другое меньше, с чем-то не соглашаешься, что-то принимаешь сразу. Здесь захотелось поспорить с исполнителем, но потом он своей игрой убедил тебя: да, так, пожалуй, лучше, тоньше, вернее... словом, где уж тут скучать!
И очень хорошо, что играют они все не только разные произведения, но и одинаковые, да к тому же так хорошо знакомые, как Первый фортепьянный концерт Чайковского.
Кстати, не показалось ли кому-нибудь странным, что на концерте исполняется Концерт? Что за «масляное масло»?
Концерт на концерте
Само это слово вам, конечно, знакомо, особенно в первом его значении. «Концерт, — говорится в музыкальном словаре, — публичное исполнение произведений по заранее составленной программе».
Но дело в том, что у этого слова есть и другое значение: так называется сочинение для какого-либо музыкального инструмента (или голоса) в сопровождении оркестра.
А вот почему оно так называется? И почему участники конкурса должны были играть именно концерт?
Слово это можно перевести как «состязание», таким образом, «Концерт для фортепьяно с оркестром» — это состязание пианиста с симфоническим оркестром.
Когда вам интересно смотреть спортивное состязание? Когда «противники»
В концерте состязаются какой-нибудь музыкальный инструмент и... целый симфонический оркестр. Вот так так! Да разве какой-нибудь крохотке флейте или хрупкой, изящной скрипке под силу победить или хотя бы, говоря спортивным языком, «сделать ничью» с этакой громадой? Что же это за состязание?
Великолепное, друзья мои, замечательное состязание! Так как силе, мощи и блеску симфонического оркестра противопоставляются талант исполнителя-солиста, его мастерство, достигнутое годами и годами напряженной работы. Скажу вам по секрету, что выигрывает почти всегда тот, кто на первый взгляд кажется слабейшим. Солист подчиняет себе оркестр. Конечно, только в том случае, если он настоящий музыкант, талантливый исполнитель, потому что для него это очень серьезное испытание. И когда нет мастерства и таланта, побеждает оркестр. Но какая это грустная победа. Победа есть, а музыки нет.
Музыка концерта. Каких только трудностей в ней не найдешь! Сложные до головоломности пассажи, сильные аккорды, стремительно катящиеся гаммы... Это все так называемые технические трудности, испытание беглости пальцев, силы удара, — словом, умения музыканта-исполнителя. И композитор, создавая концерт, всегда думает о том, чтобы музыкант мог в этом произведении показать все свое мастерство.
Однако, если бы композитор думал только об этом, если бы концерт состоял только из одних задач и хитроумных головоломок, его нельзя было бы назвать настоящим произведением искусства. В таком произведении не было бы самого главного — мысли, содержания.
Вот что пишет о концерте Чайковский:
«Тут есть две равноправные силы, то есть могучий, неисчерпаемо богатый красками оркестр, с которым борется и которого побеждает (при условии талантливости исполнителя) маленький, невзрачный, но сильный духом соперник. В этой борьбе много поэзии и бездна соблазнительных для композитора комбинаций».
Если бы страницы книги могли зазвучать после этих слов, мы сразу же услышали бы яркие, полнозвучные аккорды оркестра — начало Первого фортепьянного концерта Чайковского. С первыми звуками этой музыки словно сама радость врывается в зал. Каким маленьким и слабым кажется сидящий за роялем пианист. Мощное звучание оркестра словно отгородило его от зала плотной стеной.
И в эту ликующую массу звуков могучим колоколом влился новый голос. «Слушайте! — словно говорят нам размеренные, торжественные аккорды. — Слушайте! Вы не можете не слышать меня». И мы слышим, прекрасно слышим звучный, сильный голос рояля. Широкой мелодией разлились скрипки и, смиряя свое безудержное ликование, постепенно затих оркестр.
Теперь звучит один рояль... Сменяют друг друга виртуозные аккорды и пассажи, одевают мелодию в сверкающий, богатый наряд. Но и оркестр еще не смирился. Он не уступит так просто, не сдастся без борьбы. Вспыхивает страстный спор. Главная тема слышна то в оркестре, то в партии рояля... Да, конечно, это прежде всего замечательная музыка. Настоящая музыка, а не просто головоломные, виртуозные трюки.