Музыка, магия, мистика

Штеге Фриц

Также и в трехчастной форме (ария, соната, симфония), наверное, выражается идея Троицы.

Удивительно, как в мифе о космической музыке всюду прорываются древние мотивы, апеллирующие к человеческому несовершенству, которое снова и снова пытается сделать понятным непостижимое, истолковать неизмеримое, придать ему земной смысл, чтобы донести его и до непосвященных. К числу бессмертных образов, связанных с музыкой и небесами, принадлежит певец Орфей. «Из братских сфер доносится напев старинный», – речь здесь не в последнюю очередь идет о созвездиях, имеющих в греческой мифологии музыкальное выражение: лебедь, птица бога – покровителя муз Аполлона, которая при его рождении прибыла из Лидии, заселил своими братьями и сестрами реки Кайстер, Герм и Пактол и обитал в океане. Его печальная песня сопровождает души умерших в Туонелу, царство мертвых у финнов, что изображено Яном Сибелиусом в его самом возвышенном музыкальном произведении. Затем дельфин, который унес прочь певца Ариона, когда тот, убегая от жадных до золота моряков, прыгнул в море. И, наконец, лира Орфея, которая, согласно

Эратосфену, после смерти певца была не захоронена вместе с ним, а перенесена Зевсом на небо, где она еще и сегодня звучит для тех, кто «чуткий слух имеет». Эта мысль подхвачена в моих сафических строфах [61] в стихотворении «Мифологическое движение звезд»:

61

Написанных сафическим стихотворным размером (изобретен греческой поэтессой Сафо, жившей в VI в. до Р. Х.).

И сегодня пение твое в пространстве средь звезд звучит!Звук сфер, с шумом падая вниз на просторы земли,Раздается в сердцах детей, которые, блаженно внимая,Смеются во сне.

В XIII в. жил поэт Омонс, который в трактате «Об обществе» («Image du monde») тоже приписывал детям способность слышать звук сфер, поскольку они ближе к природе, чем взрослые, а их души не сразу «закутываются в одежду телесности». «В силу своей невинности дети пользуются привилегией слышать эту небесную гармонию, а их улыбка во сне есть следствие того наслаждения, которое она доставляет им» [50, с. 16]. И именно к «почти дитяти» обращается в двадцать восьмом «Сонете к Орфею» Р.М. Рильке: «Восполни миг, в который мы поместим себя, тем самым как бы превзойдя природу нашу смертную. Жива ты лишь вслушиванием: Орфей поет». – «Ты подступаешь к месту торжества грядущего. Ты в сердцевине мира (sic!), где поступь обретет и облик друг». И (девятнадцатый сонет): «Рвется сквозь ток бытия к свету из тени звонкая лира твоя, бог песнопений».

Миф об Орфее стал предметом самых разных истолкований. Рассматривая «звучащие» произведения архитектуры, мы уже упоминали Гёте (ср. с. 55). Стоит привести здесь отрывок из его работы «Максимы и рефлексии (разные частности об искусстве)».

«Вспомните Орфея, который, когда ему отвели под застройку большой пустынный участок, благоразумно уселся на самом виду и живительными звуками лиры образовал вокруг себя просторную базарную площадь. Быстро захваченные властно повелевающими, радушно манящими звуками, каменные глыбы, вырванные из скал, принимали форму, сообразную искусству и ремеслу, а затем как надо, ритмично располагались в элементах и стенах построек. И так вот улица может присоединяться к улице! В защищающих гармонию стенах тоже недостатка не будет. Звуки стихают, но гармония остается. Жители такого города живут и творят между вечными мелодиями, дух не может упасть, работа – угаснуть, глаз берет на себя функцию и обязанность уха [ср. выше „слушание звучащих чисел!“], и граждане в самый обычный день чувствуют себя превосходно. Без рефлексии, не задаваясь вопросом о корнях, они становятся сопричастными к высшему нравственному и религиозному наслаждению». Удивительно, как Гёте связывает здесь отношения между божественной властью Орфея и его музыкой, окаменевшими «вечными мелодиями» и религиозным чувством человечества.

Герман Аберт ссылается на одно интересное средневековое истолкование мифа об Орфее в трактате «Учебник музыки» («Musica enchiriadis») и у Регино Прюмского [118, с. 170]. Орфей – идеальный музыкант, его супруга Эвридика – символ самых глубоких гармоничных тайн. Для обычного человека они остаются скрытыми. Только античному певцу удается выманить их из глубин, на свет дня, но он их теряет. «Это означает: несмотря на все свои попытки, человеку никогда не удастся понять умом все тайны гармонии». Надо иметь в виду, что представители стоической школы сознательно обращалась к древним мифам, привлекая их в качестве аллегории для пояснения своего учения. Речь здесь идет о «посредничестве между философским и обыденным сознанием». Во всяком случае показательно, в какой мере именно понятие гармонии во все времена использовалось для наглядного объяснения законов жизни. Преимущественное положение древнегреческой harmoneia (= согласие, единодушие; но также означает не «музыку» сфер, а гармонию) ставится под сомнение часто цитируемым высказыванием Ганса Бюлова: «Сначала был ритм». Мы уже познакомились с символическим значением ритма как «движущей силы», и кто ставит ритм в начало всего становления, сам себе выдает постыдное свидетельство о том, что возводит инстинктивное существование до жизненного идеала. Нет: вначале была гармония как выражение тесной духовно-душевной связи человека с макрокосмосом.

И тут на сцене появляется Атанасиус Кирхер, отстаивающий ту точку зрения, что именно власть звезд, гармонии сфер наделила Орфея силой, которая позволила ему пением двигать (это понятие содержит уже многозначительное замещение: движение внешних вещей как символ душевного «движения») неживые вещи, растения и животных. Воспроизведем этот действительно важный фрагмент [59], а затем снабдим его комментарием:

«Другие говорят: / Орфей был превосходным астрологом и медиком, / в совершенстве владел обоими искусствами, /

т. е. умел ловко темперировать и смешивать звуки / в гармонии небесного тела, / которой он подражал так, / что притягивал к себе все их influxum [влияние] / и присваивал его себе, / благодаря чему все, чего он желал, / привлекал к себе лирой и придавал этому очарование. Другие еще добавляют, / что он в совершенстве понимал, / в какой пропорции и по какому замыслу скомпонован каждый элемент природы, / какой звезде это должно было быть подчинено и послушно, / поэтому свои музыкальные rationes [произведения] он сделал схожими / и связанными с той же звездой, что и он сам. / И этой внутренней энергией и воздействием он побуждал к движению также и inanimata [неодушевленные предметы], / которые он словно выманивал своей внешней гармонией, / в точности так / как железо добывает из кремня скрытый огонь / или как воздуходувные меха открывают скрытое пламя, / высекают во всем тайную искорку, / semina harmoniae, / лежащую скрытой, / [это в духе розенкрейцеров!] так, / что и древние полагали: / Сам Бог – harmonia omnium [мировая, всеобщая гармония]. Поэтому также и Прокл говорит,/ что все вещи поют скрытый гимн создателям их жизни, / но одни с ясным, / другие с благоразумным, / одни с естественным, / другие с чувственным знанием: и тогда если бы каждый услышал пульсацию и ритм музыки, которую исполняют все элементы природы в воздухе, / как solaria [солнечный свет] солнцу, / lunaria [лунный свет] луне, / то он должен был бы признать, / что это поистине царская музыка».

Кирхер передает мысль, что Орфей привлек к себе влияние (influxum) небесных тел и распространил его на все вещи. Если попытаться выразить это по-современному, то мы могли бы сказать: ему был известен коэффициент колебания, на который «настроены» звезды и все объекты природы. Только это и ничто другое могло означать допущение, что он привлек «гармоничное семя» в inanimata (безжизненные, или, лучше сказать, неодушевленные вещи; ведь как говорил Ганс Кайзер? «У человека существуют психические резонансы по отношению к материи»). В связи с цитатой Прокла (412–485 гг. Р. Х.), греческого философа и комментатора платоновского «Тимея», Кирхер останавливается на симфонии мира и подчиняет объекты, принадлежащие Солнцу (определенные минералы, растения, и т. д.), звуку Феба, а объекты, принадлежащие Луне (ночные травы и т. д.), – звуку Луны.

С этими необычными представлениями мы отправляемся в отдаленную область – астрологию. Начиная с ученых античной Греции и заканчивая высказываниями Герберта в «Церковных писателях» (1784) о внутренних связях между музыкальным искусством и астрологией говорилось так часто, что мы не можем обойти их стороной. Никогда – вплоть до Ганса Кайзера – не было недостатка в попытках обнаружить гармонию сфер в звуках. К этому добавляется астрологическое значение планет. Кирхер размышляет [59]: если Луна выступает посредником между Землей и Солнцем, то и ее звук должен балансировать между обоими светилами. Марс и Сатурн из-за своего пагубного влияния должны считаться диссонансами. Однако между ними стоит Юпитер, расслабляющий и успокаивающий. В результате Кирхер создал следующее нотное изображение:

Итак, это и есть таинственная гармония сфер? Если судить по звуковой форме, речь идет лишь о так называемой расширенной каденции (заключительной «формуле») в соль миноре над субдоминантой, доминантой и тоникой с задержкой основного тона в четырехголосом пассаже с «открытым небесам» заключительным аккордом без субъективной земной терции. Но знаки зодиака указывают на астрологическое значение. Бас перенимает наша Мать-Земля, тенор – Венера, Меркурий и Луна, Солнце стоит в альте, в сопрано появляются Сатурн, Юпитер и Марс. Рядом с ними греческие обозначения звуков. Самый низкий, «добавленный» звук – это proslambanomenos, т. е. низкое ля. Над ним находятся hypathe (обозначение самого низкого звука соответствующей тетрахорды – hypathe hypathon = самый низкий звук самой низкой тетрахорды), mese, средний звук, и nete, самый высокий звук.

Само собой разумеется, мы отказываемся от закрепления гармонии сфер в нотной картине и придерживаемся нашего главного тезиса, что от «гармоничного порядка» Вселенной («concentus intellectualis» по Кеплеру) исходили духовные импульсы, которые в душе человека сгустились до земного звучания. Таким образом, также и Кирхер, «побуждаемый» звучащей Вселенной, сумел изобразить на бумаге только последовательность звуков, которая соответствовала его собственным представлениям о музыке того времени.

Но как раз благодаря выводам астрологии и появились такие смелые полеты фантазии, с которыми нас знакомит в своем сочинении Фладд: «Разве кто– или что-либо гармонирует с небесной музыкой больше, чем человек? Его чудесный склад есть отпечаток всей музыки мира, из-за двойного благозвучия октавы и квинты, а именно из-за духовного и материального, влитого Юпитером в его небесный сильф [62] , затем также из-за двойной октавы (!) и подобия Солнца, а именно возвышенного и земного, в элементах его тела, а также всей его как трансцендентной, так и физической организации. Поэтому неудивительно, если братья (розенкрейцеры) посредством знания и влияния этой музыки сумели привлечь к себе князей и влиятельных особ. Кто, стало быть, обладает знанием об истинных звуках Феба, или Солнца, для того также не будет ничего невозможного в том, чтобы благодаря их согласованию приманить и привлечь к себе все первоначально составленные ими вещи» [58].

62

Сильфы – в средневековой европейской мифологии, у алхимиков – добрые духи воздуха.