Музыкальная шкатулка
Шрифт:
Ник был искусным любовником. Он делал все, чтобы возбудить ее и доставить удовольствие. Ей нравилось его внимание, но все-таки этого было недостаточно. Пусть он не влюблен в нее, но Клер было необходимо почувствовать, что она может заставить мужа потерять голову. Вдруг захотелось, чтобы это произошло прямо сейчас, чтобы Ник потерял контроль над собой и взял ее — быстро, яростно, жадно. Она страстно прижалась к его губам, перебирая руками густые волосы мужа. Как он отреагирует, если она сейчас начнет раздевать его, если попытается соблазнить? Забудет ли о заказанном ужине в ресторане? Позволит ли ей взять инициативу
Но она оробела, когда Ник твердо разнял ее руки и освободился из объятий. Он смущенно рассмеялся и сказал:
— Я смазал твою помаду.
— Мне все равно.
— А мне — нет. Сегодня мы ужинаем в особенном месте.
И Клер, не желая огорчать его, велела себе прекратить желать невозможного, старательно подкрасила губы и надела, только что подаренные бриллиантовые украшения. Поначалу их тяжесть и ощущение холода показались ей странными, даже неприятными, но посмотрев, как красиво сверкают алмазные грани на ее нежной коже, она решила, что привыкнет к ним.
Ник повел ее ужинать в «Шератон-Палас». Они сидели в зале со стеклянной крышей, слушали музыку, исполняемую струнным квартетом, пили ледяное шампанское, ели нежных запеченных устриц. Глаза Ника были полны гордости.
— Ты выглядишь потрясающе, — сказал он, когда они уходили из ресторана. — Все мужчины в зале завидовали мне, это было видно по их глазам.
При всем удовольствии от этого, несомненно, искреннего комплимента, Клер задумалась, была ли гордость обладания главным чувством, которое испытывал муж по отношению к ней.
Он наклонился и прижался губами к ее виску.
— Поедем домой, — прошептал он.
В эту ночь он ласкал ее долго и неторопливо, и не один, а несколько раз доводил до вершины блаженства. Клер заснула в его объятиях, убеждая себя, что не имеет значения то, что он никогда не теряет головы. Поведение Ника в постели было таким же тщательно продуманным, как и все, что он делал. И она должна принять это, как должное.
После Сан-Франциско они провели четыре дня в Монтерее в уединенном доме на самом берегу. Каждое утро, просыпаясь, Клер видела ярко-синее море, безоблачное небо и слышала трубный рев тюленей, которые нежились на нагретых солнцем камнях. Дни здесь текли медленно и лениво. Клер и Ник проводили долгие часы, просто греясь на солнце и ничего не делая. После обеда они ложились вздремнуть. А по ночам Ник придумал для нее особое удовольствие. Позади дома была купальня с горячим источником. Каждый вечер после ужина Ник вел Клер в купальню, прихватив два бокала бренди. Там он медленно раздевал ее, потом раздевался сам.
Они погружались обнаженными в воду, и сердце Клер начинало стучать от неприкрытого чувственного удовольствия, которое давала вода, обнимающая их тела. Ник долго целовал Клер, затем сажал к себе на колени, его руки медленно скользили вдоль ее тела, лаская и не пропуская ни одного чувствительного места, ни одной потаенной впадинки. Клер, не в состоянии противостоять желанию, которое он так искусно возбуждал в ней, вся отдавалась во власть наслаждения, создаваемого прикосновениями его рук и теплом пенящейся воды.
Нику доставляло удовольствие доводить жену до высшей точки и держать в таком состоянии настолько долго, насколько это было возможно. Она трепетала в его руках, а он продолжал
Она боялась спросить, что он думает и чувствует. Было ли такое обращение Ника с ней желанием полностью подчинить ее себе, лишить собственной воли? Или его мотивы были проще? Быть может, муж просто хотел быть уверенным, что она забеременеет прежде, чем закончится их медовый месяц?
После Монтерея они поехали в долину Напа, знаменитую своими виноградниками, и остановились в прелестной маленькой гостинице. Клер полюбила Напу. Она влюбилась в нежный аромат, наполняющий воздух, яркое солнце, безоблачное небо, зеленые холмы, бесконечные ряды виноградников и очарование провинции. И она полюбила Ника. Ее любовь росла день ото дня. Она пьянела от этой любви, от проснувшейся в ней чувственности, от ощущений, которые возбуждал Ник в ее душе и в ее теле.
Как-то утром, вскоре после восхода солнца, когда туман укрывал долину серебристой вуалью, они отправились в полет на воздушном шаре. Клер смотрела, как шар медленно плывет над домами и виноградниками. Обернувшись, она поймала обращенный на нее взгляд Ника и увидела нечто, что смутило ее. Что это было? Нежность? Грусть? Что? Но прежде чем она смогла понять, что же это, странное выражение исчезло, и потом Клер долго гадала, не было ли это игрой ее воображения.
В последний вечер перед отъездом в Сан-Франциско, откуда молодожены должны были вылететь в Хьюстон, они ужинали в ресторане. После ужина Ник пригласил ее на танец. Трио музыкантов играло сентиментальные мелодии о любви, и Клер ощущала, как бьется сердце Ника, рядом с ее собственным.
— Ты знаешь, что это за песня? — спросил он.
— Это из «Шербурских зонтиков». — Она начала негромко подпевать. — Я не помню точно слов. Что-то насчет тысячи лет. — Она улыбнулась. — Песня называется «Я буду ждать тебя».
Он прижал ее к себе, и сладкая дрожь пробежала у нее по спине. А когда прекрасная мелодия умолкла, Ник сразу же повел ее к выходу, крепко держа за талию. Они вошли в лифт, чтобы подняться в номер. В кабине никого не оказалось, и как только двери закрылись, губы Ника впились в ее рот. Поцелуй был крепким и жадным, и когда лифт остановился на третьем этаже, сердце Клер было полно дикой, безумной надеждой.
Быть может, сегодня муж забудет свою филигранную сексуальную технику. Быть может, сегодня они будут равны — мужчина и женщина, которые хотят друг друга слишком сильно, чтобы вспоминать то, что написано в книгах об интимной жизни. Клер всем сердцем надеялась, что это будет так.
Захлопнув за собой дверь номера, он тут же начал расстегивать молнию на ее платье, покрывая ее лицо торопливыми поцелуями. Ник целовал ее, забыв обо всех тонкостях обольщения, поцелуи становились все более лихорадочными и настойчивыми. Клер чувствовала, как ее сердце наполняется счастьем.
Затем так неожиданно, как будто на них вылили ведро воды, Ник отпрянул назад. На его лице появилось знакомое бесстрастное выражение, словно он надел маску. Его руки потеряли свою грубость, и он начал, как много раз до этого, медленно, продуманно соблазнять ее.