Музыкальная шкатулка

Уилсон Кара

И сразу начал раздеваться. Клер молча сняла серьги, положила в коробочку кольцо. Неспешно пройдя в гардеробную, она развязала пояс платья. Продолжая раздеваться, она слышала, как он выругался, опрокинув стул, как ходит по комнате, затем тишина спальни взорвалась яростными звуками музыки.

Ник всегда включал музыку перед сном. Клер привыкла к этому. По тому, что он выбирал, она точно могла сказать, в каком он настроении. Сегодня это была Пятая симфония Бетховена. Клер почувствовала тревогу. Сила и мощь звуков еще больше усилили ее нервозность.

Облачаясь в шелковую ночную сорочку, она старалась оттянуть момент своего появления. Грохочущий ритм затих, уступив место спокойной мелодии струнных. Клер вошла в спальню. Ник, одетый лишь в пижамные брюки, стоял посреди комнаты, слегка расставив ноги. Тяжелым взглядом он окинул жену с головы до ног.

Стараясь выглядеть спокойной, Клер с легкой улыбкой произнесла:

— Сегодня был приятный вечер, правда?

— Не сомневаюсь, что для тебя он был приятным, — сказал Ник жестко, выделив голосом слова «для тебя».

Клер нахмурилась.

— На что ты намекаешь?

— Не прикидывайся дурочкой. Тебе это не идет.

Она подошла ближе и коснулась его руки.

— Пожалуйста, Ник, не надо так. Я действительно не понимаю, о чем ты.

— О том, как ты флиртовала сегодня с Тимом, как ты его соблазняла. Вот о чем!

Удивление и недоумение отразились в глазах Клер. Она застыла в полном оцепенении, не зная, что сказать.

В звучании оркестра начали стремительно нарастать грозные интонации. Ник хмуро подошел к кровати, сбросил на пол брюки и скользнул под простыни. Облокотившись об изголовье, он уставился на Клер темными глазами.

— Сними сорочку и иди сюда. Живо!

Дрожа от злости и страха, ошеломленная этой вспышкой ревности, Клер сделала то, что ей было сказано.

Когда она легла в постель, он придвинулся к ней и, прежде чем завладеть ее ртом, произнес:

— Ты принадлежишь мне и только мне, Клер. Не забывай об этом. А я ни с кем не собираюсь делиться, так и знай!

Потом под грохочущий хор барабанов, валторн и скрипок он завладел всем остальным.

Прошел октябрь, а Клер все еще не была беременна. Она оттягивала посещение врача, боясь этого визита и предпочитая, как страус, прятать голову в песок. Но когда после Дня благодарения у нее снова точно в срок начались месячные, Клер поняла, что дальше откладывать визит нельзя. Она позвонила доктору Ардейлу и записалась на прием на следующую неделю.

Ее отношения с Ником изменились после той ночи, когда он так разозлился на нее из-за Тима. Он по-прежнему окружал ее заботой и вниманием, но близость, которая начала возникать между ними, исчезла. Он стал, более скрытен и менее сердечен. Его поведение в постели тоже изменилось. Теперь он не сдерживал себя — был безудержен и неистов. Когда-то Клер хотела этого, но не теперь. Теперь вся его нежность исчезла.

Клер не знала, как примириться с этой новой стороной поведения мужа. Ей хотелось бы верить, что он ревнует, потому, что любит ее, но, к несчастью, она понимала, что это далеко не так. Он всего

лишь хотел показать, что она его собственность и что он устанавливает здесь порядки. Когда он сказал, что она принадлежит ему, он вкладывал в эти слова буквальный смысл.

Другими словами, ее купили. Ей заплатили за любовь. В каком-то смысле Клер могла понять чувства Ника, но в то же время была зла и разочарована. Она начала сомневаться в успехе их неестественной сделки.

Если бы она смогла родить ему ребенка! Может быть, тогда он отбросил бы все подозрения, стал бы доверять ей. Может, даже смог бы полюбить ее… Или нет?

— Миссис Каллахэн, все в полном порядке, — заявил ей доктор Ардейл, моргнув голубыми глазами из-за толстых стекол очков. — Вы здоровы. Результаты анализов в норме. Вы можете иметь столько детей, сколько захотите.

Клер вздохнула с облегчением.

— Быть может, вы слишком стараетесь, — продолжил доктор. — Я наблюдал подобное явление у многих пациентов. Стоило им расслабиться, как происходило зачатие. Перестаньте думать о беременности. Это лучший совет.

Когда Клер пересказала Нику слова доктора, в его глазах появилась задумчивость. Он не лег спать вместе с ней, а остался допоздна в своем кабинете. Когда он, наконец пришел в спальню, было уже около двух часов ночи.

Клер не спала, но притворилась спящей. Было очевидно, что он не хотел трогать ее сегодня.

На следующий день Ник сказал, что уезжает на три-четыре дня по делам в Бостон.

Во время его отсутствия Клер стала проводить больше времени с матерью. В последнее время Китти выглядела вялой, и это беспокоило ее дочь. Приехав в «Пайнхэвен» накануне возвращения Ника, она застала мать в постели. Это означало, что та действительно плохо себя чувствует. Клер знала, что мать терпеть не может лежать в постели. На лице Китти горел румянец, глаза лихорадочно блестели. Клер приложила ладонь ко лбу матери и почувствовала жар.

— Не волнуйтесь, миссис Каллахэн, — сказала дежурная сестра. — У вашей мамы всего лишь простуда. Прошлой ночью она жаловалась на боль в груди.

Клер терпеть не могла покровительственный тон, которым разговаривали некоторые врачи и сестры. Чтобы ни говорила медсестра, Клер не нравилось выражение больных и страдающих глаз Китти.

— Все будет в порядке, — настаивала сестра.

На следующий день вернулся Ник. За ужином он обратил внимание на ее необычную озабоченность.

— Что-то случилось?

Клер подняла на него глаза.

— Я беспокоюсь о маме. Она больна. — Клер рассказала о состоянии Китти. — Когда я была там сегодня, доктор Филлипс наконец признал, что подозревает пневмонию.

Ник нахмурился.

— А почему Китти не поместили в больницу?

— Я спрашивала врача об этом, и тот уверил меня, что, если состояние мамы того потребует, они обязательно положат ее в больницу. — Клер вздохнула. — Доктор Филлипс — хороший врач. Я надеюсь, он будет внимательно наблюдать за ней.