Мы будем жить
Шрифт:
Сам Пьер Барт пошел по ученой линии и защитил доктора в Венском университете по специальности "право". Работал адвокатом. Имел какие-то финансовые дела с братом, в результате чего стал входить в сотню самых обеспеченных австрийцев.
В последние пять лет числился консультантом Института общественного развития — так для общественности именовалась наша засекреченная организация. То есть по сути с момента основания ОПБ он присутствовал в ней.
Что касается семейной жизни, Барт был женат, затем разведен, в интрижках замечен не был. Жена, образованная, но вовсе не именитая женщина из простой семьи, получившая после развода сумму, достаточную для жизни, сейчас живет в
Изучая биографию Барта я сначала оставил этот факт на потом.
Ладно, это выяснится как-нибудь. Я открыл ноутбук — не черный рабочий, а второй, в корпусе от "Сони". На самом деле в него был встроен кита, амарский прибор.
В наше время, к счастью, разведчику-амару не обязательно устраивать тайники в канализации и оставлять шифрованные записки в ящиках "до востребования". Нет и необходимости годами жить в полной изоляции от своих. То есть не знаю, как устраивается разведка в человеческом мире, а у нас — свои приборы и связь, в которую невозможно ни встроиться, ни прослушать приборами из урканского мира.
Я немного полистал Аранас — амарский собственный аналог интернета. Впрочем, бледный аналог. Хотя и существует он уже лет сто. Но у амару как-то не появилось того богатства и многоцветья, коими отличается интернет. Аранас нужен нам только для общения — новости, письма, тексты, ну еще передача картин и музыки. Специальных "сетевых библиотек" и сборников файлов нет — зачем они нужны, если каждая имата располагает собственным Хранилищем, а каждое Хранилище дублируется также и в электронном виде, и доступ к нему из Аранаса не закрыт… Я могу в любой момент почитать любую книгу или послушать музыку, лежащую в Хранилище австралийской, южноамериканской или египетской имата. Там есть также и произведения специфически виртуальные, например, электронные картины.
Чертовски любопытно анализировать вот такие различия. Сравнивая Аранас и интернет, только и понимаешь, что последний на самом деле состоит наполовину из рекламы — явной и скрытой, а вторая половина по большей части хвастовство и самовозвеличивание, меряние отростками и придание собственной, не слишком значительной личности, лучезарного блеска в соцсетях и на порталах.
Я просмотрел новости из всех имата, ничего особенного, интересно, что в Индии начали строить вторую имата, ближе к побережью; и что из полета вернулся космический диск, побывавший на Луне. Теперь мы можем без особого труда приблизиться к автомату… вот только неизвестно пока, чем его сбивать. Работы ведутся, но без помощи ВПК обычного мира не обойтись.
Я перешел к публицистике, проглядывая статьи одним глазком… интересный анализ положения на Ближнем Востоке. Отчет о педагогическом эксперименте. Рассуждения о гуманизме. О психологических тонкостях дружеского общения. Тоже интересно.
Но Шива побери, почему никто ничего не пишет о Тибете? Это просто загадка какая-то.
Мое внимание привлекла вдруг статья об урку — может быть, своим тоном, непривычно безапелляционным и страстным.
"Мы привыкли считать, что урку обладают, в отличие от нас, силой воли и мужеством.
Но что представляет из себя мужество урку? Мы не можем назвать мужественным поступок оленя или собаки, хотя эти животные могут сражаться
Если амару выходит на бой, им движет любовь к родным, к близким, его ведет идея. Ему не хочется делать это, и даже если он ощутит слабенькое возбуждение и гнев, гормональный кнут слишком слаб, чтобы заставить амару сделать хоть шаг навстречу опасности. Однако он делает этот шаг. Мужество амару всегда осознанно. Оно — всегда самопреодоление, всегда сознательная жертва собой ради других, ради чести, ради идеи.
Урку же бросает в бой удар гормонального кнута. "Дерусь, потому что я дерусь", говорит герой Дюма. Все мы видели трех-пятилетних мальчиков урку, которые уже охотно набрасываются друг на друга, да и многие девочки не отстают. Буря стресс-гормонов бьет в голову, заставляя урку забыть обо всем, не чувствовать боли и страха, не думать о последствиях. "Мужество" урку — проявление стихии, проявление природной мощи этих существ. Но как можно этически оценивать физиологию? И сравнивать эти физиологические выбросы с действительно разумными поступками амару, берущих в руки оружие, чтобы защитить себя и близких?
Чисто случайно и урку может защищать своих близких, либо, скажем, Родину или идею — но он так же не сознает этого, как не сознает ситуации волк, кидающийся на соперника. В следующую минуту урку может броситься на близких, избивая их — если гормональная буря не найдет выхода, или повернуть оружие против вчерашних товарищей.
Так же и женщины урку могут казаться любящими и заботливыми, но это — проявление сексуального и материнского инстинктов; биологи уточнят, что урку как высокоорганизованные приматы, уже лишены инстинктов; да, это упрощение. Вернее будет сказать — женщины-урку ведут себя порой как любящие заботливые существа, но это — лишь результат действия окситоцина в их организме, помноженного на внушенные в детстве стереотипы "правильного женского" поведения.
И собака кажется заботливейшей матерью, но эта же мать порой съедает своих щенков, если инстинкт вылизывания перейдет границу. И у матерей-урку не так уж редки случаи убийства младенцев — не сознательного, а случайного, в помутнении разума (впрочем, еще чаще убийства в семье совершают мужчины-урку).
Так чего же, позвольте спросить, лишены мы, амару, в сравнении с урку? Чем нам предлагается восхищаться?…"
Я закрыл статью и вздохнул. Все это спорно. Есть ли у урку душа? Впрочем, амару никогда не задавались такими вопросами и не искали на полном серьезе того, что нельзя пощупать или определить приборами. Грамматически понятие души в ару относится к поэтической эмоциональной области, его, значит, можно на полном серьезе употреблять в художественном творчестве, однако даже ребенку ясно, что с реальными, логически определимыми поняиями "душа" не имеет ничего общего.
Я послал вызов Алисе, и она откликнулась через минуту. На сердце потеплело, когда экран мягко засветился.
Светлые волосы Алисы были, как обычно, забраны в хвост. За ее спиной виднелся уже знакомый мне плакат — или афиша? — с надписью на русском. Все забываю спросить, что там написано…
— Привет, Клаус, ну как ты?
— Очень неплохо, — сказал я осторожно. Подробностей я все равно не рассказываю, — как там погода у вас в Москве? Снег еще лежит?
…Алиса не осталась в Лаккамири. В последнее время все осознают, что десятилетия мирного и спокойного строительства истекли… Мы амару. Каждый из нас хорошо знает, как обстоят дела в мире, и не все могут спокойно жить дальше, заниматься любимым отвлеченным делом. Отчего-то мне приятно, что Алиса — тоже не смогла.