Мы были подонками: Закладка 2

Утром всех свидетелей отпустили, взяли подписку о невыезде. В течение недели парней дважды вызывали к следователю. Дело начало принимать для них неприятный оборот. Их обвиняли в избиении хозяина квартиры, а тот в состоянии аффекта на фоне алкогольного опьянения применил холодное оружие – кухонный нож. Парней больше не выпустили на свободу, взяв под арест. На восьмой день они узнали, что Василий повесился на шнурке в камере. Дело было прекращено. Друзья с облегчением вздохнули: их выпустили. Откуда у Василия оказался длинный шнурок, оставалось только гадать. Тем более Игорь намекнул: я был в курсе, что примерно так и будет. Или его

брат постарался, которого знали все урки в камерах, или его денежные родители. А может, и тот и те. А возможно, Ладан просто понтанулся. Так и осталось тайной.

Алексея похоронили на третий день. Друзья тогда ещё ошивались дома. Но на погребение не ходили. Игорь и Эдик не сочли нужным, так как знали Слона мало, видели всего два раза. Мансур считал себя виноватым: он должен был предугадать, на что мог оказаться способен этот тип. Всё-таки бывший мент. Да любой на его месте мог такое сотворить. Вадим не хотел встречаться с матерью Алексея, неприятно видеть её слёзы и слышать: как, что, почему? Он боялся этих вопросов.

За восемь дней Мансур и Шпана лишь один раз переговорили по телефону. Когда Артём рассказал, что с ним произошло и как выглядит, Вадим злобно проскрипел зубами и первое, что пришло на ум, промолвил:

– Надо мстить. – После чего сказал с огромной иронией в голосе, в которой сквозило ещё большее ехидство, чтобы хлеще пил и больше получал люлей. Шпана был полностью с другом согласен. Сам же Артём, когда узнал о гибели Слона, был настолько потрясён, что решил вернуться домой и устроиться работать хотя бы на месяц, чтобы спокойно уйти в армию.

Всю неделю Шпана прозябал словно в трансе. Он вернулся домой к матери, бабушка к себе. На следующий день рано встал и поехал устраиваться на завод, где ещё недавно работал Слон. Там определили, что его возьмут учеником токаря, всучили нужные бумаги и послали проходить медицинскую комиссию. Неделю Артём пропадал в поликлинике, собирая подписи врачей. У стоматолога поставили две пломбы, рассверлив в зубах кратеры. Странно, но никаких дырок в зубах Шпана не замечал. Флюорографию пришлось проходить дважды. В первый раз увидели пятно, навели паники, объявили его больным туберкулёзом. Синяки почти прошли, оставив большие жёлтые островки. Вечерами Артём брал первую попавшуюся книгу, садился на кресло возле окна и зачитывался допоздна. Ему ещё раз позвонил Вадим и сообщил, что уезжает на Байкал с матерью по её непредвиденным делам. Когда вернётся, у него будет к нему серьёзный разговор.

Мать Шпаны не могла нарадоваться. Она сходила в военкомат и попросила, чтобы сыну побыстрее прислали повестку. Из армии он придёт повзрослевшим и человеком, повторяла она. С отчимом Артём вообще не вёл никакие беседы. У них это было взаимно. Все ждали одного, чтобы он спокойно и поскорее ушёл служить.

В пятницу Шпана вышел на работу – в первый раз в первую смену. Перед его лицом поставили ящик болванок, на которые он должен нарезать резьбу с обоих концов. Чем больше сделает, тем больше получит копеек.

Вечером мать поздравила сына с первым рабочим днём в его жизни. Собрала стол. Поставила бутылку водки. Вчетвером – мать, отчим, Артём и сестра – отметили это событие. Перед сном отчим соизволил заговорить с пасынком и сказал, что правильно сделал, что пошёл на завод. Одумался. Мужик должен зарабатывать, а не быть дармоедом и не вести осёдлость на чужой шее.

Оба выходных дня Шпана просидел за телевизором. На улицу ни разу не выходил. В понедельник проснулся рано. Разбудила сестра, собиравшаяся в школу. Она попросила у него, если есть, пару сигареток. Артём посмотрел широко удивлёнными глазами: ничего себе сестрёнка даёт, такая

малая, а курить начала. На что она ответила: не быть же белой вороной в классе.

– Возьми сколько нужно в кармане куртки. На вешалке, – сказал Артём. Когда сестра ушла, он пробовал уснуть, но сон прошёл. Сегодня работал во вторую смену с четырёх часов. Артём поднялся на постели, как всегда, посмотрел в окно, чтобы увидеть погоду: пасмурно, но без дождя. Он почесал затылок, широко зевнул, издав длинный скулящий звук. В туалете, сидя на толчке, слушал, как мать разговаривала сама с собой, прошла на кухню, погремела кастрюлями, вошла в ванную. Зашумели краны.

Шпана вышел из туалета, подошёл к своей куртке. Из кармана вытащил пачку, заглянул и хмыкнул: сестра выгребла половину сигарет. Достал одну, на кухне наклонился к горящей конфорке, стал прикуривать. Раздалось слабое «спсс», Артём вмиг поднял голову. Запахло палёным. Он подошёл к зеркалу в прихожей. Волосы на бровях слегка опалились. Шпана яро потёр лоб, нашёптывая ругательства. Дверь ванной открылась, вышла мать.

– Ты куришь? А ну, иди быстро на кухню, а то дым в комнату пойдёт, а там папа спит.

Артём брезгливо поморщился.

Зачем она так сказала? Ведь прекрасно знает, что он никогда не называл его папой и не признавал в этом амплуа. Видно, совсем решила, что стал паинькой, пока не свалит служить.

Мать прошла на балкон. Шпана приоткрыл дверь в комнату, где спал отчим, быстро делая затяжку за затяжкой, выдул целую сигарету в комнату и прикрыл дверь.

– Спи, папаня, – прошептал Артём. Выкинул окурок в унитаз и довольный пошёл умываться. Залез в ванную, минуту постоял и поорал под ледяным душем, после чего докрасна обтёрся полотенцем. Взбодрившись, Шпана вышел из ванной и подошёл к холодильнику. Вытащил бидон с молоком и, проливая на живот, насладился несколькими большими глотками.

Мать вернулась с балкона.

– Я смотрю вы сегодня дома? – спросил Артём.

– Да что-то приболела, взяла отгул. А отец с нынешнего дня в отпуске.

Шпану всего передёрнуло. Ему было неприятно всё это слышать. Этот никогда ранее несуществующий эвфемизм – отец, папа.

– Понятно, – сказал он и прошёл к себе в комнату, снял со стула рубашку, надел. Потом натянул джинсы, которые недавно купил и после случая в автобусе еле отстирал от крови и грязи. Слабые бурые пятна так и остались. Артём взял расчёску, фен и пошёл укладывать взрыв на голове к маленькому зеркалу над умывальником в ванной. Он недовольно лицезрел своё отражение, смачивал водой короткие волосы и гневно устанавливал ежом.

В прихожей защебетала трель звонка.

– Я открою, – быстро сказала мать и подошла к двери.

Шпана услышал, что пришли к нему и как мать сообщила, что сына нет дома.

– Как нет? – выбежал Артём. – Зачем врёшь? Дома я. – Он протиснулся к двери. За порогом ухмылялся довольный Мансур. Друзья радостно поприветствовали друг друга.

– Я сейчас, – сказал Шпана, – колёса только натяну.

– Ему сегодня на работу, – поведала мать Вадиму, пока сын обувался – яростно привязывал оторвавшийся шнурок.

– Как-нибудь сам разберусь, – огрызнулся Артём и вышел за дверь к другу, потянул за собой стальную ручку.

– Ты что так вышел? – спросил Мансур. – Давай скорее одевайся. Я тебя внизу с ребятами в машине подожду. Сегодня на свадьбу поедем.

– Ну ты дал. Вот так появляешься неожиданно, две недели не виделись. Плюс неделю по тюрягам ошивался, где-то ещё катался. И с ходу погоняешь, не даёшь опомниться. Я же на работу устроился.

– Да какая работа? – возмутился Вадим. – Ты что, опух? За копейки вкалывать. Повестка вот-вот придёт.