Мы — это мы
Шрифт:
Но ради Эдварда он не смел отступать.
— Помнишь, мы как-то говорили о том, что ты мог бы уехать отсюда? Теперь ты взрослый, умеешь читать и писать. Уезжай.
Эдвард не разозлился. Он даже не шевельнулся, лишь молча опустил глаза. Лучи заходящего солнца скользили по верхушкам деревьев, придавая им невиданный ярко-оранжевый оттенок. После невыносимо жаркого дня наступал душный вечер, он не принес с собой ни капли прохлады.
Между стволами уже начал сгущаться сумрак. Лицо Эдварда скрывалось в тени, но сама его поза и молчание подсказали, что
— Неужели тебе хочется прожить всю жизнь вот так? — Хэл мотнул головой в сторону города. — И все остальное... пороть людей плетью — ты ведь и это уже делал, верно?
Эдвард сжался, опустил плечи, как будто хотел завернуться в них, точно птица в крылья. Даже блестящие черные волосы напоминали сейчас растрепанное оперение молодого ворона.
— Это не жизнь, — раздельно, с силой произнес Хэл, словно впечатывая каждое слово в непривычно покорный разум друга, — так жить нельзя. Уезжай, Эдди, пожалуйста! Ну пожалуйста!
— А ты пойдешь со мной? — внезапно спросил Эдвард и поднял голову. В черных глазах вновь полыхнуло пламя — как в тот миг, когда Хэл чуть не проговорился о том, что стал свидетелем Свершения.
Хэл смешался под этим взглядом.
— Я? — Об этом он как-то не думал. Все мысли были лишь о том, чтобы уберечь Эдварда от предназначенной ему судьбы, а он сам... ну, в конце концов, он всего лишь деревенский мальчишка, верно?
— Я прекрасно помню наш прошлый разговор, — отчеканил Эдвард, и прямые темные брови сурово сдвинулись, — и спрошу то же самое, что и тогда — почему ты подбиваешь меня на поступок, который сам никогда бы не совершил?
— Да потому что я другое дело! — внезапно разозлился Хэл. — Какая разница, что будет со мной?! Как бы ни было мне паршиво, это нельзя сравнить с тем, что ты...
— Ах вот как, нельзя сравнить, ты полагаешь? — Эдвард вдруг двинулся прямо на Хэла, вынуждая того пятиться. — А я вот не представляю, как можно жить бок о бок с тем, кто изо дня в день тебя унижает, ни в грош не ставит твоих родителей, ненавидит тебя и весь мир тоже!
— Если останешься, тебя будет ненавидеть целый город! — рявкнул Хэл и толкнул Эдварда в грудь, словно переходя в наступление. — Разве это можно сравнить с ненавистью одного человека, пусть даже он твой родич?
— Их ненависть меня не касается! — Теперь уже и Эдвард почти кричал, сжимая кулаки. — Мне наплевать, что люди думают обо мне, лишь для тебя это важно! Так, может, это тебе лучше уехать?
Хэл еще ни разу не видел друга в таком гневе. Он налетел, как ураганный ветер, сорвав напускное спокойствие Эдварда с той же легкостью, с какой буря отрывает от земли и вмиг разметывает по полю сено, собранное в стога.
— Не переводи все на меня! — набычился Хэл. — К Темному, может, я бы действительно уехал, может, я вообще давно об этом мечтаю, но родители и Майло...
Эдвард скрестил руки на груди. Хэл видел его горящие глаза сквозь светлые сумерки; высокий, в разорванной светлой рубашке, с запутавшимися
— Значит, ты родителей бросать не хочешь, а я своих не просто могу, но и обязан бросить, по твоему заверению. Так, получается? Такого ты мнения обо мне?
— Уехать еще не значит «бросить», — пробормотал Хэл, отгоняя мысли о Клоде и Себастьяне, — и вообще, госпоже Альме я бы помогал, все бы сделал... а отец твой — негодяй и мерзавец, который...
Перед глазами как будто что-то взорвалось; на мгновение Хэлу показалось, что они за спором не заметили, как подкралась гроза, и теперь молния ударила в дерево прямо рядом с ним.
Но тут же сообразил, что никакой молнии не было — просто он лежит на земле, отброшенный крепким ударом в скулу. Ошалело распахнув глаза, Хэл несколько секунд таращился на розовато-лиловое небо в темных разрывах крон. Одна из них, самая громадная, еще удерживала последние лучи заходящего солнца.
Они остановились на той самой полянке с огромным деревом, и это почему-то неприятно укололо Хэла. Словно лесной гигант подслушал их разговор, а теперь втихомолку насмехается над ним.
Но в следующую секунду накатила такая боль, что Хэл и думать забыл о всяких деревьях и странных видениях.
Решительные шаги протопали по лесной подстилке, и высокая темная фигура заслонила небо.
— Не смей говорить так о моем отце, — без угрозы, но очень веско произнес Эдвард, — ты ничего не знаешь ни о нем... ни обо мне, на самом-то деле. Отец точно так же, как и я, родился в семье Свершителя и принял свою участь, потому что у него не было выбора. То, как он поступает... он просто не знает ничего другого, он не виноват! А ты... вокруг и так достаточно людей, которые указывают мне, что делать, а чего нет, чтобы я терпел это еще и от тебя. Ты понял?
— Яснее ясного, — прохрипел Хэл и повернулся набок, чтобы сплюнуть кровь — от удара зубы раскроили щеку изнутри.
Когда он поднял голову, Эдварда уже не было. Лишь гигантское дерево насмешливо шумело листвой в лиловой небесной выси.
***
Всемогущий и впрямь смотрел обоими глазами на Хэла в тот день. Он вернулся почти в темноте, но Майло все еще валялся в бреду и так никогда и не узнал об отлучке младшего брата.
И только перехватив многозначительный взгляд отца, Хэл вспомнил, что обещал ему поблагодарить Эдварда от имени всей семьи Магуэно... а в результате не поблагодарил даже от своего.
Теперь вообще непонятно, дойдет ли благодарность до адресата и когда это будет. Летние дни текли мимо один за другим, в хозяйственных хлопотах, Хэл старался погрузиться в них с головой и не думать об Эдварде.
Первое время, вспоминая сцену в лесу, он не чувствовал ничего, кроме злости.
Как Эдвард мог поступить с ним подобным образом — ударить, оттолкнуть? И ради кого? Невозможно было смириться с мыслью о том, что Эдвард любит отца до такой степени, что прощает все гнусности, которые тот с ним творит.