Мы — это мы
Шрифт:
Они поссорились, Эд и слышать не желал ни о чем подобном. Но, быть может, идея не такая уж и безумная? Может, настало время к ней вернуться?
Внезапно шум впереди усилился, и люди прибавили шагу, явно опасаясь пропустить нечто любопытное. Хэл в задумчивости последовал их примеру, на ходу лихорадочно прикидывая варианты.
Если Эдвард согласится уйти, он, Хэл, может помогать госпоже Райни. Ради старика-Свершителя и пальцем не шевельнет, никогда не простит ему то, что он сотворил с Эдвардом. Но госпожа Альма славная женщина, и Хэл позаботится,
Однако в глубине души он понимал, что лукавит — теперь единственный сын в семье, он должен работать наравне с отцом вместо средних братьев. Кому еще он сможет помочь при таком раскладе и как?
Но сдаваться нельзя, выход должен быть, и он его найдет.
В этот миг дома словно расступились, и толпа вынесла Хэла на небольшую площадь, в центре которой — о счастье! — находилось некое подобие фонтана. В круглую каменную чашу стекало несколько вялых струек воды, но Хэлу это зрелище показалось одним из самых восхитительных в жизни.
Изнывая от жажды, он протолкался сквозь толпу и чуть ли не с головой окунулся в чашу. Мутная, неприятная на вкус вода отдавала металлом, но Хэлу было наплевать, он пил и пил, пока живот не стал круглым, как рыбье брюхо.
Наконец с глубоким вздохом облегчения присел на край чаши, и тут все вокруг загомонили, как ненормальные. Поднялся такой шум, что Хэл даже не мог спросить, что случилось — никто бы его не услышал. Люди вытягивали шеи, стремясь разглядеть что-то за фонтаном, и Хэл, охваченный любопытством, начал пробираться в ту сторону. Его пинали, толкали, осыпали проклятиями, но он только огрызался и упорно продвигался вперед, к краю образованного толпой большого пустого пространства.
И вдруг шум стих, точно по волшебству. А чей-то скучный, мерный голос, совсем неподалеку от Хэла, громко, нараспев произнес:
— Именем верховного магистрата города Вьена находящийся здесь Курд Портено по прозвищу «Большой Курд» приговаривается к смерти за убийство Жака Веркена, лекаря, и жены его, Дженис Веркен, и да помилует Всемогущий его душу...
Сердце Хэла словно стиснула чья-то жестокая рука. Тот самый лекарь! Конечно, он бессовестно обманул Хэла, но все-таки согласился помочь отцу Эдварда, а это дорогого стоило. В любом случае ни он, ни тем более его жена в глазах Хэла не заслуживали смерти.
Со всех сторон порхали обрывки фраз:
— Поделом ему! Угробить единственного на всю округу лекаря! Да я бы сам порешил этого Курда, дали бы только меч!
— За что он лекаря-то?
— А-а-а, жена у Курда померла, а лекарь возьми да и признайся ему — моя вина, лекарством, мол, ошибся. А Курд-то известное дело, ему под горячую руку не попадайся...
— Ну этот Веркен как был дураком, так им и помер! Зачем сознался? Ну ошибся, с кем не бывает... а теперь, глянь-ка, вместо одного — четыре трупа!
— ...я и говорю, прогони, выпори до полусмерти, да в изгнание, зачем же казнить-то?
— Лекари такой народ, одного отравит, другого вылечит. Если каждого при первой же ошибке кончать...
И
— Стой, где стоишь, паршивец! — прошипел в самое ухо злой голос, Хэла обдало мощной вонью прокисшего пота. — Хотел посмотреть поближе, так смотри! Надеюсь, когда-нибудь сам здесь окажешься!
И с этим напутствием Хэла вытолкнули чуть ли не в первый ряд толпы, образовавшей огромный круг. В центре его находилась уже знакомая арка из серого камня, рядом с ней, понурившись, стоял огромный человек в холщовой рубахе и штанах, со связанными за спиной руками. Лицо его заросло густой рыжеватой бородой, русые волосы грязными, засаленными кольцами падали на плечи.
А по другую сторону арки стоял... Хэл не поверил своим глазам.
Это был Эдвард — и в то же время не Эдвард.
Весь в темном, несмотря на оглушающую жару, черная кожаная куртка наглухо застегнута до самого ворота. Смоляные волосы собраны в косу, кожаная перевязь, перекинутая через плечо, придавала ему сходство с наемником. А в руках у него Хэл с содроганием увидел сияющий сталью огромный двуручный меч, размерами больше подходящий не экзекутору, а его будущей жертве.
Суровое, смуглое лицо, как обычно, ничего не выражало, но страшное напряжение сквозило в позе Эдварда, в руках, сжимающих меч, во всей его угловатой, еще мальчишеской фигуре. Черные глаза смотрели, казалось, внутрь себя, в душу, словно проверяли, готова ли она к такому страшному испытанию.
Люди на площади замерли, как будто даже перестав дышать. Хэл вонзил ногти в ладони. Он хотел закрыть глаза и не смотреть, но почему-то не мог отвести взгляд. В этом было что-то завораживающее — два человека по две стороны от арки, отделяющей жизнь от смерти.
Здоровяку пришлось изрядно пригнуться, чтобы пройти сквозь нее.
***
Поверить в то, что произошло потом, Хэлу было сложно, хотя он и знал, что поразительной физической силой и самообладанием Эдвард превосходит не только парней своего возраста, но и многих взрослых.
Приговоренный прошел через арку, и голова его оказалась чуть ли не над головой юного Свершителя — настолько он был выше и крупнее. Массивное тело полностью заслонило Эдварда, и Хэл уже было решил, что ничего не выйдет, как вдруг тишину вспорол резкий свист воздуха, рассекаемого острым лезвием.
Толпа охнула, как один человек.
«Большой Курд» пошатнулся и издал звук, который впоследствии много лет преследовал Хэла во снах — какое-то жуткое бульканье, клокотание, смешанное с хрипом. Потом повалился на колени и стал падать, медленно, точно в страшном сне, разбрызгивая во все стороны жутко-алую кровь.
Из-за огромной разницы в росте меч Эдварда не отсек голову с первого раза, лишь вскрыл горло. К счастью — если только здесь уместно это слово — Эдвард обладал не только невероятной выдержкой, но и прекрасной реакцией.