Мы — это мы
Шрифт:
— Эй, а ну стоять! — вдруг донесся далекий окрик, и по булыжнику загремели тяжелые шаги.
— Патруль, бежим! — пискнул Арно и, судя по звукам, первым бросился наутек.
11
Топот бегущих еще не стих в отдалении, а Эдвард уже прошел в кухоньку, расположенную справа от прихожей, и при свете лампы оценил нанесенный ущерб.
— Извини, — виновато произнес Хэл, присоединяясь к нему.
Эдвард пожал плечами.
— За что, не ты же камень бросил, —
— Так у вас часто такое бывает? — недоверчиво спросил Хэл, наблюдая за его ловкими движениями.
Кухня в доме Свершителя была еще меньше, чем у лекаря и его жены, только здесь царил идеальный порядок. На жестяном листе, прибитом к полу перед плитой — ни уголька, посуда развешена по стенам вперемешку со связками лука, пучками душистых трав и листьев. Стол тоже чистый, посередине надколотый глиняный кувшин и пара грубых деревянных кружек. Все на своих местах, ничего лишнего.
— Да считай каждый раз, как в городе гулянье. Мы уж привыкли, внимания не обращаем. Вон, отец и не спустился даже.
Хэл выглянул из кухни, осмотрел темную лестницу на второй этаж и невольно понизил голос:
— Он спит?
— Может, спит, может, просто у камина сидит, отдыхает, — Эдвард ссыпал осколки в мусорное ведро, — он последнее время что-то прихварывает, а лекарь, сам понимаешь. Я ему помогаю, чем могу, но... эх, мне бы еще парочку книг по медицине! — с неожиданной страстью произнес он, и смуглое лицо осветилось знакомым Хэлу выражением — безудержной жаждой нового. — Да где их взять, надо в Тэрас идти, покупать у Искателей...
Он со вздохом присел к столу, налил из кувшина ягодной воды себе и Хэлу, заботливо спросил:
— Подогреть? Я мигом плиту затоплю.
— Нет-нет, и так нормально! — заверил его Хэл. — Жарко от плиты-то будет.
— А я люблю тепло, — усмехнулся Эдвард и подпер подбородок ладонью. Черты его разгладились, утратили привычную жесткость, и Хэл вдруг понял, что друг откровенно наслаждается моментом. Неудивительно, прошел целый год с тех пор, как они вот так спокойно сидели и болтали о том о сем.
Если уж Хэлу было одиноко, можно лишь отдаленно представить, как терзало одиночество Эдварда.
— Слушай... насчет той клятвы, про которую парни... — неуверенно начал Хэл, но Эдвард его перебил:
— Не хочу знать.
— Уверен? — Хэлом владело двойственное чувство. Не хотелось, чтобы между ними оставалась хоть малейшая недоговоренность, и в то же время не отпускал подспудный страх.
А что, если все-таки сбудется?
— Раз все сказанное тобой тогда не имеет значения, — Эдвард в упор посмотрел на Хэла, и тот не отвел взгляд, — значит, и эта клятва, какой бы она ни была, тоже.
Хэла слегка отпустило.
— Ты прав, она не считается, — весело заявил он, — к тому же, я, когда ее произносил, держал в кармане фигу.
Брови Эдварда изумленно
Теперь он точно знал — все вернется, таким же, как было, а может и лучше.
У него получилось.
Получилось.
***
Никем не потревоженные, они просидели за столом до самого утра. Ближе к середине ночи Эдвард все же затопил плиту и угостил Хэла потрясающей картошкой, запеченной в молоке с какими-то травками. Потом бесшумно сбегал наверх, принес темную мазь в стеклянной баночке и вручил Хэлу с заверением, что для заживления ран во всем мире лучше ничего не найти. И Хэл ни на секунду в этом не усомнился.
Воскрешение их связи напоминало утро в лесу, когда заря неторопливо освещает ветку за веткой.
Мотылек, с сухим шелестом метавшийся по кухне, присел на стену и оказался кремовым, узорным, словно выточенным из розоватой древесины яблони. Ночь была безгранична, как море из книги «Остров сокровищ»; в разбитое окно вливался теплый ветер, и темнота засасывала Хэла, точно водоворот.
Но потом он приходил в себя, снова слушал Эдварда, который все говорил и говорил, без остановки, и поражался перемене, произошедшей с другом. Тот словно бы ожил или пробудился ото сна — именно такое чувство владело и самим Хэлом.
Как будто ему долго-долго снился тягостный, тяжелый сон, и вот наконец он проснулся.
Когда ветер стал прохладнее и голубовато-серый отсвет упал на осунувшееся, но все такое же мягкое лицо Эдварда, Хэл через силу произнес:
— Пора мне, наверное...
Эдвард тут же поднялся, решительный и собранный, точно воин перед боем.
— Пошли вместе, я все равно собирался заглянуть домой после карнавала. Ну и вообще... на всякий случай.
— Думаешь, при тебе они не осмелятся ко мне прицепиться? — улыбнулся Хэл, накидывая плащ. Счастье свернулось в груди теплым, нежным облачком, и от этого так и тянуло постоянно улыбаться, как какого-нибудь деревенского дурачка.
— Конечно нет, ведь я наводящий ужасную порчу Свершитель, — серьезно ответил Эдвард, и Хэл едва успел зажать рот ладонью, чтобы не расхохотаться в голос.
Закутанные в плащи, они выскользнули из дома и двинулись вверх по улице с котомками за плечами. Небо отливало цветом в синяк, розовые, точно плоть, облачка плыли за бело-серыми кучевыми, намекая, что день предстоит холодный и ясный.
С утра действительно похолодало, на пустынные улицы опустился белый туман, свиваясь в кольца в подворотнях и придавая домам таинственный вид. Кругом валялись объедки, брошенные лотки, разбитые прилавки, дешевые берестяные маски и бумажные разноцветные ленты, втоптанные в грязь. Вьен выглядел так, словно его всю ночь грабила орда разбойников.