Мы - истребители
Шрифт:
Въехав на территорию Центра, я поставил машину туда же, где и брал ее пять дней назад.
— Ребята, привет, — махнул рукой стоящим у входа двум сержантам, помощникам дежурных.
В последние дни в Центр из-за слабой летной подготовки стали присылать на повышение квалификации выпускников летных училищ, и сержанты были именно из этой категории.
Подхватив чемодан, хлопнул дверцей и направился к административному зданию. Вещмешок остался дома — я решил не брать его, нечего лишние вещи развозить.
Процедура сдачи увольнительной
Положив вещи в шкаф в нашей с капитаном Царевым комнате, направился на аэродром. Свой истребитель я нашел у огромного ремонтного ангара рядом с трофейным «мессершмиттом». Машины Степки не было, видимо, отправился вместе с полком на вылет.
— Здравия желаю, товарищ капитан! — раздалось откуда-то из-под крыла.
Нагнувшись, я увидел своего механика в тулупе и ватных штанах, который что-то делал через лючок в фюзеляже.
— День добрый, Аркадий, как аппарат?
— Норма, можно хоть щас в небо.
— Сейчас? А что? Можно. Старший сержант Лаптев, приготовить вверенную вам машину к вылету!.. А я пока в штаб, получу разрешение.
— Товарищ капитан, а вам что? Летать разрешили? — вытаращил глаза механик.
— Куда они денутся? — пожал я плечами. Мне на самом деле дали разрешение на полеты. Правда, после долгих уговоров и обещаний, мол буду летать «нызенько-нызенько и тыхо-тыхо». Осматривавший меня профессор прям так и заявил, что он бы еще месяц не дал летать, если б не заметная тенденция к выздоровлению. Мышцы фактически зажили, кость срослась хорошо, небольшая хромота может остаться еще максимум месяц, да и то если только не буду беречь ногу. Развернувшись, я энергично захромал в штаб полка. В том, что в Центре, кроме общего, есть и штабы полков, ничего удивительного нет. Мы учились даже управлять авиационными соединениями.
В штабе находился комиссар полка Агренев, который что-то писал в летный журнал.
— Здравия желаю, товарищ батальонный комиссар!
— А, Суворов? Ты уже здесь?
— Да, товарищ комиссар. Разрешите получить разрешение на вылет?
— Вылет? Тебе что, разрешили? — удивился Агренев, отрываясь от журнала. Сидевший в углу радист и вошедший в штаб дежурный по полку приветливо мне кивнули.
— Да, вот справка.
— Ну раз справка!.. Тогда да. Даю. Ильин, позвони в общий центр управления полетов, узнай, когда будет окно.
— Есть! — откозырял лейтенант-дежурный и, подмигнув мне,
Пока он общался с ребятами Иволгина, выбивая мне время для ознакомительного полета, я беседовал с комиссаром, сообщая последние московские новости. Агренев был родом из Подмосковья и интересовался обстановкой в городе.
— Да я-то больно ничего и не знаю. Все дни носился то домой, то в госпиталь, то в студию. То туда, то обратно.
— Понятно. А что за студия?
— Хм… так песни свои на пластинки записывал, — смущенно объяснил я.
— Молодец! Много записал? Десять? Пятнадцать? — попытался узнать подробности комиссар.
— Много. Очень-очень-очень много. Две.
— Две-е-е?! Всего две-е-е?! — удивленно протянул Агренев.
— Товарищ комиссар, я вообще-то рассчитывал успеть ХОТЯ БЫ ОДНУ. Сами поймите, нужно с музыкантами разучить мелодию, а это за час не сделаешь. Потом совместное исполнение до автоматизма. Это тоже время. То, что мы записали, конечно, далеко от совершенства, по моему мнению, но все равно лучше, чем ничего. Хотя Быков — это доцент консерватории — говорил, что вышло очень даже неплохо. Заметьте, не хорошо. Ладно еще повезло, что у них был хорошо сыгранный коллектив, они буквально на лету подхватывали все, что я пытался сыграть. Все парни-студенты — настоящие талантища!
— Понятно. Действительно, ляпнул — десять-пятнадцать. Какие песни-то? Я знаю?
— Да, я их исполнял неделю назад: «Песенка велосипедиста» и «Люди встречаются».
— Почему именно их? Нет, выбор, конечно, хороший, ты их на бис постоянно исполняешь, но все же?
— Да я напел десяток, а они за эти уцепились. Сперва, конечно, за «Люди встречаются», а потом заметили, что время остается, записали и «велосипедистов».
— Они?
— При встрече Быков позвал своих коллег, вот консилиумом и решали, что мне петь. Что понравится народу. Так и выбрали.
В это время мы обнаружили, что присутствующие в помещении дежурный и радист активно греют уши.
— Товарищ комиссар, получено разрешение на взлет истребителя Ла-5 бортовой номер семь. Через… сорок минут, — глянув на часы, доложил опомнившийся лейтенант. Радист тоже вернулся к своей работе, непрестанно вызывая какого-то Чародея.
— Хорошо. Отметь в журнале.
— Есть.
Повернувшись ко мне, комиссар сказал:
— Вечером будет собрание, все-таки такое событие нужно осветить.
— Собрание? — Я озадаченно почесал затылок. Для меня это было неожиданно, как-то не воспринимал все так серьезно.
— Конечно! Такое неординарное событие требует освещение не только среди бойцов, но и должно быть в газете. Пусть люди знают, что капитан Суворов не только летчик, но и композитор и певец. Выпустим боевой листок.
— Вообще-то они знают, я во время своего первого выступления спел…
— «Летчика»? Да, вещь! Слышал. Кстати, про твое последнее выступление позавчера тоже. Почему молчим про него?