Мы из ЧК
Шрифт:
В предутренней мгле отыскали вербу в садике и три окна на улицу. Окружили усадьбу. Из хаты пробивался свет.
Мы с Зеликманом проникли во двор, подобрались к окну. Каганец освещал небольшую кухню. За столом сидел Мухин и ел с жадностью, ворочая мощными челюстями, как жерновами.
— Громов, давай! — распорядился Морозов.
Насторожились. За плетнем звякнуло оружие. У каждого окна — боец. Мухин встрепенулся, заслышав шаги и стук у дверей:
— Хто?
— Срочно в ЧК! — отозвался я, громко
Нам было видно, как Мухин постоял в нерешительности, почесывая заросшую волосами грудь и морща мясистый нос.
— Зараз. Почекай трохи! — И скрылся в темной комнате.
Вышел оттуда с маузером в руке. Бросился к окну. Мы отпрянули. Мухин приник к стеклу, пытаясь разглядеть что-то в темноте. Успокоившись, распахнул дверь в сени и загремел засовами.
— Зайди!
Морозов и Зеликман отстранили хозяина, врываясь в дом.
— Чого цэ вы?
— Оружие! — Морозов отобрал у Мухина маузер.
— Кто в доме?
— Жинка… А що случилось?
— Почему вы не спите?
— Привык рано вставать. На работу далеко — пока доберешься. Сами, мабуть, шкутыльгали по пескам, будь воны прокляты!
— Ночевали дома? — прервал его Зеликман.
Кутаясь в старый пуховый платок и щуря заспанные глаза, к нам вышла жена Мухина. Позевывая, с удивлением уставилась на нас, мокрых, грязных, вооруженных.
— Погода на сон наводит, товарищи начальники.
Мы как-то опешили: все объяснилось естественно.
На меня товарищи поглядывали вопросительно: а если ошибся?.. И сам я почувствовал себя неловко.
— Где ваша одежда, Мухин? — спрашиваю хозяина.
— На лежанке, Владимир Васильевич. Мокрая…
— Почему? — Морозов стал рассматривать кожанку и картуз.
Зеликман вытащил из-под печки заляпанные грязью, раскисшие сапоги. «Попался!» — ликовал я.
— Укрывал дрова, Тимофей Иванович. Сами, мабуть, бачили — дождь.
И снова обстоятельства против меня.
— Обыскать! — приказал Морозов.
— Та що ж случилось, товарищи? — Весь вид Мухина — оскорбленная невинность!
Самый придирчивый осмотр хаты, двора, подполья не дал результатов — улик никаких! Уже поднялось солнце, заиграв бликами в свежих лужах.
— Наговорили на нас… злых людей много, товарищи начальники, — тараторила жена Мухина.
Она привела себя в порядок и сама помогала открывать сундуки, вытряхивать торбочки и ящики. Настораживало обилие всякого барахла, но прямого доказательства участия Мухина в грабежах не было.
Хозяин замкнуто и безучастно смотрел, как мы переворачивали его «майно». Наконец Тимофей Иванович устало присел на табуретку и закурил:
— Что ж, Мухин, извини, ошиблись, наверное.
— Хто ошибся? — быстро метнул взгляд Мухин.
— Мы.
Опанас
— Нам бояться нечего. Крошки чужой не тронули.
Снова и снова слышался мне этот зычный голос. Нет, не мог я обмануться! Но где ценности?.. Где основания для обыска? Подвел Морозова и Платонова. Проверка-то без ордера. Вот к чему приводит спешка и горячность! Мои товарищи собрались в комнате, курят и виновато поглядывают на хозяйку, хлопочущую у стола.
— Извините, хозяева. Мы пойдем! — Морозов направился к двери, кинул на меня такой выразительный взгляд, что ожидать хорошего мне не приходилось.
Чекисты, удрученные, потянулись следом за руководителем операции.
— Бывают промашки, Тимофей Иванович, — успокаивал нас Мухин, провожая в сени.
— Может, поснидали бы, товарищи? — предложила жена. Она разрумянилась, проворно собирая тряпье в сундук.
Мы отказались. На душе у меня препротивно! Зол и Морозов. Из-подо лба Зеликман оглядывает в последний раз комнату. А выходя в сени, он в сердцах пнул подвернувшийся под ногу большой клубок шерстяных ниток. И вскрикнул:
— Черт!
— Чего там? — недовольно обернулся Морозов.
Зеликман поднял, как футбольный мяч, клубок и передал Морозову.
Хозяин было рванулся в хату, но Васильев ухватил его за руку:
— Постой!
Клубок оказался очень тяжелым. Иосиф Зеликман стал быстро разматывать нитки. На стол посыпались кольца, серьги, броши, золотые монеты…
Я не удержался.
— Подлец!
Жена запричитала, заголосила. Ее вытолкали в другую комнату и приставили часового.
— Кто с вами был? — крикнул Морозов.
— Ищи ветра в поле! — Мухин нагло ухмылялся, до крови расчесывая волосатую грудь.
— Ты раскрыл меня, гад! — Васильев схватил за ворот хозяина. Васю остановили.
— Я водил за нос вас всех!
Морозов вызвал трех бойцов. Те с винтовками вошли со двора и замерли у порога. Тимофей Иванович, указывая на Мухина, бросил:
— Расстрелять!
Мухин побледнел как мел, бескровными губами прошептал:
— Без… суда… Советская власть не такая…
А поняв, что с ним не шутят, закричал, забился в руках чекистов:
— Все скажу… не стреляйте!
За стеной выла жена, как собака по покойнику.
Морозов отпустил бойцов, усадил Мухина за стол.
— Говори!
Тот вдруг как-то обмяк, и голос его стал старческим. Сглатывая слова, он назвал восемь сообщников. Морозов распорядился взять их под стражу. Оперативники помчались по указанным Мухиным адресам.
Я спрашиваю Мухина:
— Лука Пономаренко причастен?
— Та ни! Вин готовое скупает. Вин — хитрый!
— Где заика?
— Який?