Мы из Коршуна
Шрифт:
«Говорят, что на расстоянии можно передать свою мысль, если страстно захочешь этого», – подумал Славка и сосредоточил все свои мысли, все свои желания на одном: чтоб услышал его учитель. Сумасшедшая радость охватила его.
…И Федор Алексеевич почувствовал Славкины мысли.
В эту минуту поезд приближался к границе Италии.
– Знаешь, Леночка, – сказал Федор Алексеевич жене, нажимая кнопку и гася настольную лампу, – я думаю, что педагогический совет больше не будет заниматься Славкой Макаровым. В последнюю встречу с ним я почувствовал,
Елена Николаевна с сомнением покачала головой, но возражать не стала.
14
Дальний путь был окончен. Поезд остановился. Сквозь окно можно было прочитать два светящихся итальянских слова: «Санта Лючия». Название вокзала.
С чемоданами в руках путешественники вышли из поезда. Беспокойно осмотрелись, поджидая встречающих. Перрон, не очень просторный и совсем малолюдный, заканчивался широкими ступенями, сбегавшими к воде, где, подобно черным лебедям с гордо закинутыми головами, колыхались гондолы. На противоположной стороне поднимался из воды освещенный огнями древний город – с куполами соборов, с легкими изогнутыми мостами над каналами.
К берегу причалила гондола. Она только что стремительно пересекла залив и сейчас чуть заметно колыхалась у белых ступеней. Из гондолы вышел Рамоло Марчеллини. Прихрамывая, он медленно поднимался по ступеням, не переставая улыбаться гостям. Рядом с ним шла молодая женщина, легкая и веселая, и тоже улыбалась.
Рамоло Марчеллини поцеловал руку Елене Николаевне, поздоровался с остальными и представил переводчицу. Носильщики в белых костюмах подхватили чемоданы приезжих, и все двинулись к воде.
Гондольер, старый загорелый итальянец в красной тельняшке и широкополой шляпе, подставлял плечо. Опираясь на него, в гондолу вошли и сели на мягкое бархатное сиденье Сибирцевы, Рамоло Марчеллини и переводчица Минна Грациани. Остальные заняли вторую гондолу. Ловко управляемые одним веслом, гондолы легко тронулись с места и понеслись вперед.
С нескрываемым любопытством сибиряки разглядывали Венецию, о которой так много читали, говорили, мечтали.
Город поднимался из воды все выше и выше. Вот уже гондолы вошли в каналы-улицы и поплыли мимо мрачных, стоящих на деревянных сваях средневековых каменных зданий с решетками на окнах нижних этажей. Сибиряки, привыкшие к свежим лесным просторам и быстротечным рекам, несмотря на полумрак, заметили, что вода в каналах грязная, и ощутили ее затхлость.
Когда гондолы проплывали под аркой-мостом, их осветила вспышка магния. Со встречной гондолы на колени Саши упала записка. Переводчица пояснила, что это адрес фотоателье, где они могут получить только что сделанную фотографию.
С этого маленького эпизода и началось все то необычное, что довелось увидеть нашим путешественникам в далекой Италии.
Приезжих поместили в гостинице «Европа», в трех номерах: в одном – чета Сибирцевых, в другом – девушки, а в третьем – один Ваня.
Не успели оглядеть комнаты, поудивляться на краны, регулирующие охлаждение воздуха, как явилась Минна Грациани и пригласила ужинать.
Ужинали в открытом ресторане на берегу канала. Было уже совсем темно. И небо и вода
Сначала вдалеке, потом все ближе и ближе послышались звуки гитары и мягкий мужской голос, поющий серенаду. И вот в глаза вдруг ударил свет, темный канал словно загорелся, и на середину его выплыла гондола, иллюминированная разноцветными лампочками. Она медленно шла вперед, со всех сторон окруженная темными гондолами.
Саша забыла о правилах поведения, которым Елена Николаевна старательно обучала в поезде своих учеников, быстро встала и осторожно проскользнула между столов к барьеру, огораживающему ресторан. Восторженным взглядом провожала она гондолу, любуясь разноцветными бликами, растекающимися по воде, и тихо постукивая кончиками пальцев в ритм мелодии.
Гондолы проплыли. Растаяла песня. Но очарование музыки, необычного города долго не покидало Сашу.
Несмотря на поздний час, решили взглянуть на площадь Святого Марка. Шли мрачными и темными переулками, где разойтись могли только двое, потом перешли мост. Улицы стали просторнее, светлее от витрин магазинов.
Неожиданно (точно этот удивительный город стоял не на воде) появилась огромная продолговатая площадь. Справа и слева вдоль нее протянулись трехэтажные торговые здания. Прямо на улице стояли столики, играл оркестр. Отсюда открывался вид на собор святого Марка с круглыми куполами и резными башнями. Рядом с собором – светлый, легкий, изящный, точно сделанный из кружев Дворец Дожей. А чуть правее уходила в небо остроконечная башня – самое высокое сооружение Венеции. На площади Святого Марка было шумно, людно и весело.
В гостиницу возвратились поздно.
Елена Николаевна поспешно сняла туфли, прилегла на узком диванчике. Федор Алексеевич сел в кресло возле нее.
– А все же мы с тобой, Леночка, счастливые люди, – сказал он. – Думала ли ты когда-нибудь оказаться в Италии, плавать в гондолах по каналам Венеции, любоваться площадью Святого Марка? А ребята? – продолжал Федор Алексеевич. – Вот уж повезло так повезло! Просто невероятно!
– Как и во всем, тут есть оборотная сторона. Они проехали почти всю нашу страну, побывали в Москве, из окна вагона видели Польшу, почти всю Австрию. И вот теперь в Италии… Не покажется ли после всего этого жизнь в Коршуне им скучной?..
Но Федор Алексеевич успокоил жену. Италия Италией, а Коршун Коршуном. Это все совершенно разное. Вера и Ваня вне Коршуна себя не представляют. Саша – другое дело. Она, наоборот, в будущем не представляет себя в Коршуне. Она и до этой поездки в мечтах всегда была горожанкой.
– И посмотри, Леночка, как она реагирует на все, что видит вокруг!..
Саша действительно воспринимала все острее своих товарищей. До глубокой ночи она не могла заснуть, вспоминала все путешествие, начиная с того момента, когда «Ермак» развернулся у пристани села Покровского и, нагоняя на берег пенистые волны и все увеличивая скорость, пошел вверх по течению.