Мы из спецназа. Бумеранг

Щупов Андрей Олегович

–  И чего ты этим добился?
– сидящая на заднем сидении Мариночка зло прищурилась.

–  Тишины, - коротко ответил Стас.
– Не люблю лишнего трепа.

–  Значит, будем молчать?

–  Отчего же?
– Зимин, развернувшись, пристально взглянул на вельможную преступницу.
– Вот с тобой-то, душенька, мы и поговорим.

–  О чем?

–  Да о чем хочешь, - например, о пропавшем милиционере, о твоих нынешних друзьях, о той дряни, которой вы здесь торговали… - Стас перевел дыхание.
– Чем народ травила,

Мариночка? Героин, метадон или экстази?

Мариночка разлепила пухлые красивые губки и словно пушечное ядро послала в Стаса матерное слово - грубое, совершенно не женское. Было ясно, что юное создание не боится никого и ничего - в том числе и собственного папеньку. Оттого и занялась бизнесом, за который в иных странах по сию пору рубили на площадях головы. Рука Стаса сама дернулась к прелестному личику, однако в последний момент «кандагаровец» сумел остановить удар. Довольно было и того, что, завидев летящий в ее сторону кулак, девица испуганно дернула головой. Папенька там или не папенька, а очко у дюймовочки было все же не железным.

Судорожно вздохнув, Стас закрыл глаза. Все так же не разлепляя век, процедил:

–  Откуда же вы, суки такие, беретесь? Ты ведь даже не начинала еще жить. И уже малюешь себя дегтем.

–  Чего ты гонишь, урод! Какой деготь! Что сам-то что в жизни понимаешь?!

Зимин раскрыл глаза, взглянул на девицу, словно на чудище, вынырнувшее из затхлого пруда. На языке крутилось много чего злого, но он снова сдержался. Ничего бы она не поняла. Даже, наверное, не услышала бы. Черствая попалась девочка. И абсолютно глухая…

Глава 5

Гаражик казался ветхим, давно отслужившим свое инвалидом. И не гаражик даже, а сарайчик, склепанный из тонюсеньких досочек. Ему и в прежние времена, должно быть, доверяли исключительно домашнюю рухлядь вроде старых кастрюль, сломанных велосипедов и подобранного на свалке железного хлама. Теперь же в нем жили исключительно мыши да приблудные псы. Может, изредка забредали на ночлег поддавшие боярышниковой настойки бомжи, да справляли нужду дворовые малолетки. Лишенная замка дверь давно болталась на одной петле, а в узкое окошко свободно задувал ветер, однако от небесной мороси сарайчик еще спасал.

–  Это что же, и есть ваш хваленый маньяк?
– морщась от запаха тряпок, старого рубероида и прогорклой пыли, Харитонов шагнул в темный угол, носком туфли ткнул в литое плечо насильника.

–  Он самый.

–  А ее сюда зачем принесли? Он что, убил ее?
– Дмитрий кивнул в сторону лежащей на отдалении девушки. Рот у нее был заткнут платком, глаза завязаны, руки стянуты на животе куском веревки.

–  Да живая она! Живая!
– Мишаня все еще прижимал платок к кровоточащему лицу.
– Что ей сделается, курве ненормальной! Еще и защищать его пыталась.

–

 Так это вы ее, получается, связали?

–  А то кто же! И не хотели, а пришлось.

–  Это у них, типа, игра такая оказалась. Садо-мазохистская… - неохотно пояснил из-за спины Мишани Юрик Пусвацет.
– Я так понимаю, этот урод ее разок оприходовал, а ей понравилось, вот и решили продолжить театр. Она, значит, в роли жертвы, а он - насильник.

–  Хорошая игра, - Дмитрий кивнул.
– Главное - в духе времени.

–  Да уж не КВН какой-нибудь. Все предельно натурально. Поймал, избил, вставил, - и никаких, понимаешь, обид.

–  Так может, и насилия никакого не было? Я имею в виду других обиженных?

–  Да было! Чем хочешь, клянусь!
– Юрик истово перекрестился.
– Я ведь за ним давно наблюдаю. И эксгибиционизмом постоянно занимался, и мастурбировал прямо на глазах девчонок! А когда в настроении, то и в кусты студенток затаскивал. Кого отпускал - бывало и такое, а с кем, видно, и договаривался.

–  Я так думаю, - подал голос Мишаня, - он у них вроде домового стал. Может, даже, привыкать уже начали.

–  Вот-вот!
– поддакнул Юрий.
– Я с одной студенточкой толковал, так она мне следующее выдала: мол, насильников кругом как грязи, все равно не убережешься, так пусть уж лучше будет свой - ласковый. Этот, по крайней мере, не прирежет.

–  Веский аргумент!
– с кривой усмешкой Дмитрий оглядел мясистые ноги лежащего.
– Вот он, значит, какой - местный донжуан - добрый да ласковый. А чего же он тогда физиономию Мишане попортил?

–  Да не он это, - девка его чокнутая.
– Юрий сердито кивнул в сторону потерпевшей.
– Едва глаза не выцарапала за своего кобеля.

–  Да ну?

–  Точно!
– Шебукин кивнул.
– Могла и убить. Точно пантера накинулась! И кулаками била, и ногтями полосовала. Она ведь не из студенток - постарше будет, вот я и думаю: может, этот козлик первый сумел ее ублажить, а я весь кайф поломал. Женщины такое не прощают.

–  Да уж, женщины за любовь на все способны… - рассеянно подтвердил Харитонов. Склонившись над пленником, рывком перевернул мужчину на спину. Лицо у насильника оказалось разукрашенным ссадинами и синяками, из разбитой губы сочилась кровь, заплывший глаз сиял лютым пламенем.

–  Вижу, красиво поговорили!
– оценил Дмитрий.
– А результат?

–  Ноль целых, хрен десятых, - пробурчал Мишаня.

–  Плохо! Нам ведь с вами нужно чистосердечное. И обязательно явка с повинной. Иначе все дело расползется по швам.
– Дмитрий скривил губы.
– Эй, чувырло, слышал меня? Готов подписать чистосердечное признание или нужно с тобой толковать более обстоятельно?

Разбитые губы чуть приоткрылись. Пленник набрал полную грудь воздуха, и кровавый плевок едва не угодил на брючину Дмитрию.