Мы из спецназа. Лагерь
Шрифт:
– Актив - это, я так понимаю, команда Гусака?
– Ну да, они самые. Первые из Папиных шестерок. Гусак, типа, главного кучера, а Шварц - лагерное кормило.
– Это повар, что ли?
– Какой там повар! Поваров мы здесь сто лет не видели. Просто раздает продукты, за порядком присматривает, дежурных назначает. Тех, кто плохо себя ведет, на сухари сажает, а своим, понятно, бациллу пожирнее выдает.
– Ну, вы даете! Это же верный гастрит!
– Подумаешь, беда! Зато от голода не помираем. Да и какой там
– Прямо как в войну!
– Зимин покрутил головой.
– И что, никто не жалуется на такую житуху?
– А чего жаловаться? Дома-то еще хуже! Клей да водяра - вот и вся пища… И кому жаловаться, чудила!
– Алена фыркнула.
– Те, кто может жаловаться, здесь не живут.
– Даже ты?
– А я тем более…
Стас некоторое время изучающе всматривался в лицо девушки. Похоже, для откровенности она вполне созрела. Это чувствовалось по той готовности, с какой она выкладывает подноготную лагеря. При этом смотрела на него странным напряженным взором. То ли собиралась послать куда подальше, то ли расплакаться.
– Что ж, тогда рассказывай дальше.
– Чего это я должна рассказывать!
– Кто же, если не ты?
Она прищурилась.
– Слушай, а ты часом не мент?
– Почему ты так решила?
– Да больно уж много разных примочек. И дерешься жестко, и не ругаешься… Может, ты вообще сюда за показаниями явился? Детишек поспрашивать, за активом понаблюдать?
– А если и так, что тут такого?
– Ничего.
– Она мотнула головой.
– Только подписывай на свидетеля кого другого! А мне еще жить хочется.
– Это я уже слышал от Игната.
– Теперь и от меня услышишь.
– Интересное кино!
– Стас усмехнулся.
– Зачем тогда позвала? Не в любви же признаваться?
– А может, в любви?
– она дерзко посмотрела ему в лицо, и в темноте отчетливо блеснули ее глаза.
– Может, ты мне реально нравишься?
– Реально, жестко… - он покачал головой.
– Жаргончик тут у вас!
– А поживи здесь подольше, и сам научишься говорить по-человечьи.
– Значит, считаешь, свой язык человечьим?
– Каким же еще!
– Странно, я-то думал, человеческий язык - это язык Чехова, Толстого, Камю…
– Да ладно гнать-то! Сам-то читал когда-нибудь своего Толстого?
– А ты?
– Пробовала однажды. Про Каренину. Только до половины и осилила. Остальное просто перелистала.
– Неужели скучно?
– Да вранье там одно! Сопли да слюни!… Нашла из-за чего под поезд бросаться!… - Алена гулко хлопнула ладонью по древесному стволу.
– Ее бы сюда, к нам! Да чтоб мужики хором попользовали, вот тогда я бы поглядела, как она под поезд полезет.
– Думаешь, не полезла бы?
– Еще бы! Здесь на жизнь по-другому начинаешь смотреть.
– Ого! И в чем же этот смысл?
– А в том, что мужики - все суки и уроды вонючие, из-за которых ни вешаться, ни под поезд бросаться не стоит. И в том, что правда всегда на стороне сильных и богатых. Потому и жить надо вблизи бабла и тех, кто запросто может открутить твоим врагам головенки.
– Значит, ты и меня за этим позвала?
– Зимин усмехнулся.
– А что? Я ведь тоже мужик. Стало быть, из тех, кого ты зовешь суками и уродами. Ну?… Что ответишь?
Алена молча отвернулась.
– Послушай, - Зимин тронул ее за руку, осторожно погладил по худенькой спине.
– В самом деле, брось дурить. Если хочешь защиты, не устраивай тут шпионских секретов. Может, я и урод, но я тебе не враг, это точно.
– Тогда кто ты?
Зимин пожал плечами.
– Тот, кто собирается вам помочь: тебе, Игнату, другим ребятишкам.
– А ты это сумеешь?
– Почти наверняка… - он вздрогнул от неожиданного толчка. Крепко обхватив его, Алена прижалась к нему, ткнувшись носом куда-то под мышку.
– Эй, подружка, ты чего?
– Ничего!
– хмуро пробурчала она, но рук не разжала.
Уловив дрожь ее тела, Стас догадливо коснулся ладонью ее лица, без особого удивления ощутил жаркую влагу. Впрочем, сдержанности ее можно было позавидовать, - она не рыдала и не всхлипывала, - плакала абсолютно молча.
– Я помогу вам, - тихо, но твердо, произнес он, - обещаю. Но для этого ты должна рассказать мне все, что знаешь… Ну так что? Как они вас тут удерживают? Не забором же, правда?
– Они… Они шантажируют нас!
– глухо выдохнула она.
– Всех, кто здесь живет.
– Да чем вас можно шантажировать-то?
– Кино…
– Какое еще кино?
– Эти козлы порнофильмами промышляют. Ну, и нас, понятно, снимают. В резиденции у них студия - спальня огромная, бассейн, куклы надувные… А иной раз под богатеньких буратин подкладывают. Начальство оно ведь тоже молоденьких любит. Приспичит, - могут заказать и восьмилетку! Ты думаешь, для чего мы здесь? А вот для того самого! Мы тут все до единого статисты! Ходячие вагины! Живой товар порнорынка!
– Спокойней, дружок, спокойней!
– А я всегда спокойна.
– Она все-таки не выдержала и всхлипнула.
– Как грузовик!
Спина ее ощутимо дрогнула, и Стас прижал Алену к себе покрепче.
– Значит, это тот крючок, на котором вас держат?
– Не только.
– Что же еще?
– Зимин старался говорить осторожно, боясь спугнуть откровение девочки. Тема, как ни крути, была более чем скользкой. Даже удивительно, что Алена заговорила с ним. Видать, допекло. Но в любой момент она могла вновь замкнуться. Подобные вещи Стасу были знакомы.