Мы из спецназа. Лагерь
Шрифт:
– У Портоса… - с трудом выдохнул Сильвер, - у Портоса тоже была эта болезнь.
– Какая еще болезнь, о чем ты?
– Стас в несколько присестов подтащил завхоза к койке, уложив на матрас, помог стянуть башмаки.
– Слабые ноги… - веки Сильвера начинали уже смыкаться, и все же он вновь приподнял руку, попытался погрозить Зимину пальцем.
– Бойся ее, паря! Сожрет она тебя. Со всеми твоими потрохами…
– Не сожрет, спи.
– Стас успокаивающе похлопал засыпающего завхоза по груди.
А еще через пять минут, накинув на себя темную ветровку, он осторожно отворил дверь и выскользнул из дома. Дорогу до старого колодца Зимин помнил прекрасно.
Глава 15
Палата,
– Их же, прикинь, сам Папа где-то надыбал. Вот и пасут в три глаза…
Сторожей он, впрочем, не слишком опасался. Больно им нужно сторожить девчонок!
– знают ведь, что не сбегут. Тем не менее, детский фильм про Бармалея, в котором Ролан Быков пел о том, что «нормальные герои всегда идут в обход» он помнил прекрасно. Себя Игнат тоже считал нормальным, а потому проходить мимо сверкающей огнями резиденции не стал. Там как обычно гремела музыка и красовались возле чугунной оградки какие-то незнакомые машины, - значит, опять принимали дорогих гостей из города. Маячить у этой публики на виду потребности Игнат не испытывал, а потому, описав основательный круг, обогнул оглушающий ароматами туалет и, миновав складское помещение, вышел к четвертому корпусу. Нужная палата размещалась на втором этаже, но данное обстоятельство Игната также не испугало. Все-таки проведенное в лагере время крепко изменило его. Он давно уже не был тем робким и неуверенным в себе пареньком, что угодил под крыло Любашиного заведения. Теперь уже мог при случае и в рыло сунуть, и обматерить, а уж искусству лазанья по деревьям и чердакам здесь обучали с самых первых дней. Кроме того, проблему облегчало то обстоятельство, что домина был старый, как и все прочие строения в лагере. Рассохшиеся брусья открывали взгляду такие щели, что наверх можно было взбираться словно по лестнице.
Сердце Игната оглушительно билось, он и сам толком не знал, за каким дьяволом приперся сюда, и все же отступать не собирался. Возле старого колодца его как обычно ждала Алена, но он пришел сюда, потому что именно здесь обитала хозяйка загадочных изумрудных глаз - тех самых глаз, которые впервые за последние месяцы заставили его позабыть о вековечном страхе перед Любашей, перед ее прихвостнями. Игнат ненавидел мексиканские слезливые сериалы, презирал книги о любви, но то, что с ним произошло пару дней назад, ничем иным, как любовью, именовать было нельзя. Впрочем, любовью это в лагере не называли, - предпочитали говорить «нравится». Если же девчонка нравилась сильно, говорили, что нравится «жестко». Слово казалось предельно емким, и все понимали, что лучше над такими отношениями не шутить. Иметь свою девчонку и жить с ней считалось нормальным, и Игнат не сомневался, что, подружившись с Танькой, только прибавит себе авторитета. И не беда, что Таньку с Лизкой держат за семью замками, - может быть, это и к лучшему. Если даже Гусаку за нее настучали по ушам, значит, не объявится и других конкурентов. Ну, а в том, что Танька не отвергнет самого Игната, он почти не сомневался. Разве есть какое-то сравнение - Гусак и он! Разница, что называется, улётная. И даже не улётная, а жесткая. Гусак ведь просто трахнуть ее хотел, Игнату же она понравилась по-настоящему…
Он уже оторвался от земли на добрых полтора метра, когда чужие руки ухватили его за ноги, с силой потянули вниз.
– А ну, майна, урод!
Ломая ногти и обдирая живот, Игнат рухнул на землю. В сгущающихся сумерках он разглядел знакомые лица - все того же Шварца с Укропчиком, а рядом с ними Яхена, Дуста и Шнобеля.
– Куда это ты собрался, Натовец? Неужто к бабе своей?
–
– Не рыпайся, все равно обломаем.
– Главное - поймали козла на месте преступления!
– тоненьким голосом пискнул Яхен.
– Фильтруй базар! Кто это козел?
– Игнат попытался было дернуться, но Яхен немедленно пнул его по ребрам.
– На кого хобот поднимаешь, сука! Жить надоело?… Я на тебя давно зуб точу. И не только зуб…
Шнобель гулко захохотал.
– А ты сделай из него Машку. Тогда, может, помиритесь…
В глазах у Игната помутилось от ярости и страха.
– Да мой отец вас пополам разорвет!
– он лягнул ногой и, кажется, удачно. Шнобель охнув, схватился за ушибленное колено. Яхен еще крепче прижал рвущегося Игната к бревенчатой стене.
– Что-то, разбуянился он у нас.
– Шварц подмигнул Дусту.
– Надо бы успокоить мальчугана?
– Предлагаешь взять на душец?
– Ага, пусть полетает в космосе…
Понятливо кивнув, Дуст достал из-за пазухи заранее приготовленное полотенце, с хлопком растянул в руках. Держа перед собой, приблизился к сидящему пленнику.
– Не надо!
– догадавшись, что собираются с ним сделать, Игнат с новыми силами принялся вырываться.
– Не надо, суки! Клянусь, больше не буду! И к Таньке не полезу…
– Реально, не полезешь. После наркоза к бабам не лазят.
– Укропчик скрутил из полотенца подобие петли, ловко накинул на шею Игнату.
– Ты, главное, расслабься, сучок. Это ж приятно, в натуре. Полминуты - и ты в космосе! А будешь дергаться, будет только хуже… Яхен, хватай конец!
– Чей? Его, что ли?
– Пошути мне еще!
– Укропчик обозлился.
– Полотенце, говорю, хватай! И тяни! А вы, уроды, держите крепче…
Операцию отправки клиента в «космос» они практиковали далеко не впервые, а потому все получилось как надо. Пока Шварц придерживал ноги и руки Игната, приятели что было сил натянули полотенчатые концы. Рот Игната судорожно распахнулся, глаза заволокло обморочной дымкой. Эффект погружения в «космос» достигался простейшим образом: полотенце перекрывала не столько кислород, сколько пережимало сонную артерию. Лишенный подпитки мозг немедленно погружался в черное беспамятство. И тот же Дуст прекрасно знал, что стоит немного передержать удавку, и вместо космоса человек запросто отправится к праотцам. В прошлом году один такой случай у них был. Перепили пива - вот и недосмотрели. Пацан не просто уснул, а отключился начисто. Хорошо, что волну гнать было некому, - абсолютное большинство содержащихся в лагере значилось в архивах отдела по делам несовершеннолетних. Дети из неблагополучных семей изначально определялись, как потенциальные клиенты исправительных колоний, а потому претензий Любаше никто не предъявлял. Тем не менее, дождавшись критического момента, Укропчик кивнул Яхену.
– Хорэ, отпускай!
– В ауте козлик, - удовлетворенно произнес Шнобель.
– Ну и что теперь?
– Яхен с готовностью принялся расстегивать ширинку.
– Опустим урода?
– Не гони лошадей!
– Дуст покачал головой.
– Вечно у тебя чесотка в одном месте.
– Так хочется же!… И Гусак толковал, что надо наказать козла!
– Гусак в городе, а мы здесь. И потом мы ведь это от него слышали, а не от Папы с Любашей.
– А какая, хрен, разница?
– Разница, в натуре, большая… - Дуст постучал себя по виску.
– Пацана зашкварить - дело серьезное. Считай, палево на всю жизнь.
– Да ты же сам в очередь становился!
– Кретин! Я его пугал!
– Так он же козел!
– А ты? Ты не козел?
– Шварц молча кивнул на сидящего Ината.
– Натовец - пацан дурной, но с пружинкой. Вон как на Гусака кинулся. Ты бы так мог, в натуре?
– А чего мне кидаться?
– В том-то и закваска, что ни в жизнь не кинешься. Вот и не фиг торопиться.
– Что-то я тебя не пойму, - прищурился Яхен, - ты что, против Гусак решил пойти?
– Я не против Гусака, я против спешки.