Мы из спецназа. Лагерь
Шрифт:
– Ну что, принес?
– Ага… - Игнат, долговязый подросток с носом-кнопкой и россыпью темных веснушек на щеках, виновато улыбнулся. Украдкой оглянувшись, приоткрыл сумку. Заглянув в ее темные недра, Алена разглядела пластиковый бок миниатюрной видеокамеры.
– Что за фирма?
– Самый настоящий «Панасоник», так что все тип-топ!
– А батарея?
– Аккумуляторы, зарядный блок, провода - все здесь.
– И микрофон?
– Ты что, смеешься? Это же последнее поколение - цифровик! Микрофон, таймер, процессор - все в одном флаконе! Так что запишем в лучшем виде.
–
– Ясно где - у бати. Он любит аппаратуру с наворотами. Как что новое появляется, сразу покупает. У нас и пылесос водяной, и озонатор какой-то охрененный. А месяц назад батя комп приобрел за полторы штуки баксов. Главное, сам с ним обращаться не умеет, а все одно лезет покупать.
– Он бы лучше нам отстегнул, если деньги девать некуда.
– От него дождешься… - Игнат вздохнул.
– Так он что, не дал тебе ничего?
– Конечно, не дал. Вот только камеру и удалось свистнуть - и то втихаря. Узнает - шкуру спустит.
– Недорого и стоит твоя шкура!
– С хрена ли недорого?
– А сам скоро узнаешь, когда Любаша долг спросит. А она спросит, не сомневайся.
– Так откуда мы возьмем?
– Вот ей и объяснишь с Костой. Только они за этот кидняк нас точно накажут.
Игнат озадаченно почесал затылок.
– Да-а… С Костой лучшей не связываться. И главное - продать нечего. С карточки денег не снять - кода не знаю, а наличные батя в сейфе стал прятать. По-моему, что-то подозревает. Или настучал кто. Хорошо хоть сигареты успел стянуть…
– Ну, значит, хоть подымим. А то я уже неделю без табака.
– Неделя - это вилы!… А как насчет лагеря? Уговорила?
– Куда ж они денутся!… Ясное дело, уговорила. Хотя допросами уже достали. Где, мол, да что? И насчет татуировок опять разорялись. Отец даже ремнем грозил.
– И что?
– Ничего. Кишка у него тонка, чтобы доченьку свою выпороть.
– Ты вроде как даже жалеешь.
– Конечно, жалею! Уж лучше бы выпорол. Такому отцу хоть пожаловаться можно. А мой… - Алена пренебрежительно махнула рукой.
– Тряпка и есть тряпка. Кроме своих нот ничего не видит, не знает.
– А что с финансами?
– Да то же, что у тебя! У моих с этим делом всегда было глухо.
– Как же быть?
– Игнат растерянно шмыгнул носом.
– У меня ведь тоже практически по нолям.
– У тебя-то и по нулям? Не гони!
– Ну, есть кое-что, но всего на одну фитюлю. А ломки уже второй день, так что извини, не поделюсь.
– Ничего, как-нибудь переживу.
– Нет, правда, не обижайся. Если бы не ломки, я бы дал.
– Ладно, проехали. Говорю же, перебьюсь.
– Да уж, ты у нас железная. Я бы так не сумел.
– Игнат с уважением покачал головой. Он ничуть не кривил душой, и Алена невольно поморщилась. Такого рода комплименты ее совсем не восторгали. Уж она-то лучше других знала, что легкое словцо «перебьюсь» не облегчит ее положения. Знала, что снова будут судороги и головная боль, знала, что забудет о нормальном сне и аппетите. И ни черта в итоге не переможется. Придется ломать гордыню и снова выползать на панель - может, даже нырять в постель к Витьке Кривому или к тому же Бобу Альфонсу. А это еще хуже, чем с Костой. Кривой в жизни
– Может, все-таки поговоришь с отцом?
– Я ведь уже объяснял, - Игнат поежился, - он у меня бешеный. Кроме машин своих знать ничего не знает. Не только денег не даст, но еще и охрану свою взгоношит. Он ведь себя крутым мнит, думает - с любым криминалом сладит. А увидел бы разок Ангела - и обделался бы со страха.
– Вот и надо, чтобы не увидел. Ни Косты, ни Ангела, никого.
– Да уж, узнает про съемки, пришибет.
– А ведь мог бы и заплатить за сыночка. Или бабки для него важнее сыночка?
– Может, и не важнее, только дурак он. Дурак и козел старый. Такому, хрен, что объяснишь.
– Ясно.
– Алена сухо кивнула, задумчиво произнесла: - Значит, снова придется ехать в этот траханный лагерь. И не просто ехать, а еще и пахать, как мурашам.
– Так может, нам это… Другое что попробовать?
– Что именно?
Игнат приблизил к ней свое лицо, лихорадочно зашептал:
– Я тут по сети поползал, посмотрел, кто чем торгует, так там эта тема, считай, на каждом шагу встречается.
– Какая еще тема?
– А ты не врубаешься?
– физиономия Игната пошла пунцовыми пятнами.
– Сама подумай, это ведь гигантский рынок! Тут не только кино с журналами, - многие вживую начинают работать. Типа, значит, в реальном времени.
– Предлагаешь, установить у тебя дома камеру и голяшом ходить?
– Ну, не у меня, так у тебя.
– Ага, спасибочки!
– А что? Сейчас многие так делают. Кто-то при этом услуги рабынь предлагает, другие - флагеляцию или куннилингус с лейком.
– И что?
– Как что? Бабки-то атомные платят! Надо только предложиться грамотно! Не хочешь видео, так фото зарядить - мегабайтов на сто или двести. С этим могу помочь. У бати аппарат есть - цифровой, сами и сфотографируем.
– Ты чего мелешь? Совсем уже крыша поехала?
– А что такого?
– Игнат смешался.
– В лагере-то все равно прижмут к стенке - да еще задарма. А тут бабки реальные, выбор. Глядишь, поработаем месяцок - и сумеем откупиться…
– Месяцок?
– Алена чуть ли не с ненавистью глянула в лицо приятеля.
– А может, нам вообще не откупаться?
– Как это?
– А так. Взять и мочкануть всю эту кодлу?
– Какую кодлу?
– Игнат заметно побледнел.
– Понятно какую! Косту и всех, кто с ним. А что? Дешево и сердито.
– Алена усмехнулась.
– И телом торговать не придется.
– Но мы ведь уже договорились… - Игнат явно растерялся.
– Не хочешь работать через сеть, давай старый план доведем до конца. В смысле, значит, с камерой. Тоже надежно, а главное - без крови.
– А как снимать будешь?
– Ну, тут два варианта: либо попробовать камеру с собой пронести, либо с крыши. Там же черепицу менять собирались, дыра огромная. Только фанерой и прикрыта. Чуть сдвиннем в сторону и снимем ролик.